П.В. СОФРОНОВ, 

подполковник-инженер в отставке

 ОФИЦЕРАМИ СТАНОВЯТСЯ…

      8.12.20. Вторник.

      Сижу дома, на карантине для людей старше 65 лет, а мне уже 89 лет и 7 месяцев. Мне этот карантин в тягость. Я если работаю, тогда чувствую удовлетворение. Сам себе нравлюсь. Это и есть счастье. Я трудоголик. В санатории был в 1996 году и мне не хочется туда ехать.

     Какие самые ранние воспоминания? Запомнился день. Утро, иду в школу. Основательно подморозило. Подо льдом чистая вода, лед прозрачный, не трещит и не прогибается. Ясно просматриваются травинки, листики и редкие мелкие предметы. Ярко светит солнце. Розовый воздух пронизан красными лучами солнца. Ощущаешь торжество природы, какое-то праздничное вдохновение, грудь наполняется радостью, надеждой, добротой и нежностью. Это и есть счастье! В школе меня не покидало восторженное настроение. На уроке по географии присутствовал инспектор. Учительница после объяснения темы предложила желающим сказать, как поняли новый материал. Я накануне прочитал детскую книжку про Африку. Попросил слова и рассказал об Африке, её природе, пустынях… Меня не перебивали. Не знаю, как к моему рассказу отнёсся инспектор, но мне показалось, что он сделал учителю замечание…

     Что я помню с довоенных лет? Ощущение новизны, поступательного движения вперёд. Совхоз, где мы жили, бурно развивался. Основное направление совхоза – животноводство. Поля засевались пшеницей, рожью, овсом и подсолнечником. Зерновые культуры убирались комбайнами, а собранный урожай вывозился с полей машинами. Подсолнухи в стадии молочной зрелости скашивались и эта зеленая масса вывозилась трактором к огромным башням, где измельчалась и подавалась транспортёром в башни для консервации – получался силос.

     В совхозе имелся огромный скотный двор – несколько вместительных помещений для коров, телят, лошадей.

     Животноводы занималось сохранением высокопородистого скота. У них была большая лаборатория,  а рядом находились различные сооружения. Временами выводились красавцы-быки – огромные, могучие, сильные. Доводилось нам видеть и необыкновенных жеребцов. Разумеется, мы, пацаны, затаив дыхание, восхищались в эти минуты их красотой, энергией, красотой движений, грациозностью, игривостью… Они исполняли какой-то непонятный танец, пытались вырваться на волю и умчаться в неведомую даль! Ноздри дрожат, глаза горят всеми цветами радуги – что может сравниться с подобным зрелищем!

     Мы – сельские пацаны – вольно или невольно становились свидетелями всех событий в крестьянской жизни, нам до всего было дело, хотя бы в качестве внимательных наблюдателей. Вспоминается довольно характерная игра: я старательно вёл учёт проходящих мимо нашего дома машин с зерном нового урожая. В основном это были машины-«полуторки» грузоподъёмностью в 1, 5 тонны.

     Вот такая атмосфера царила до войны в обычном совхозе в Западной Сибири. Атмосфера трудового порыва, движения вперёд, хорошего настроения, радости, счастья!

     Праздники отмечали большими компаниями. Женщины водку не пили, ограничивались малой дозой крепкого вина. Пьяных женщин не помню. На праздниках пели песни, плясали, пели частушки, танцевали, играли в народные массовые игры, затейливые приключения, где требовалась смекалка. Царило всеобщее веселье, добродушие, радость, уважительное отношение участников друг к другу. Н такое настроение продолжалось до 1939 года.  В 1940 году появилась среди жителей необъяснимая настороженность, тревожность, увеличился рабочий день. Взрослые стали заметно уставать на работе, погрустнели, посерьёзнели. Женщин обучать работе на тракторе, а в мастерских – токарному и слесарному делу.

     Мужчин всё чаще и чаще и на большее время привлекали к военным сборам, с которых они возвращались серьёзными, задумчивыми и сосредоточенными. Привозили памятки по рукопашному бою, по маскировке на местности, по тактике боя и по технике передвижения (переползание по земле) во время атаки и в обороне с оружием (винтовка, пулемёт, миномёт и т.д.).

      Разумеется, все мальчишки азартно, усердно и увлечённо изучали памятки и старались применять полученные знания во время игр «в войну».

     В школе тоже нарастало напряжение, учителя вслух говорили о надвигающейся опасности. Во время перемен мы становились в кружок и,   сжимая руки одноклассников, пели пионерские, военные и патриотические песни. В кружках самодеятельности со сцены декламировались стихи и разыгрывались сценки на военные темы.

     В обстановке тревожного ожидания жил наш посёлок накануне войны…  

 

     О начале Великой Отечественной войны объявил односельчанам старший конюх совхоза (была такая должность), некстати гарцуя на красавце-жеребце. Не помню, имелась ли «чёрная тарелка» (громкоговоритель) в нашем посёлке. Людям казалось, что СССР в войне победит, причём,  в короткое время. Но события развивались в ином направлении. С очередной мобилизацией всё больше и больше мужчин уходило на фронт. Огромное хозяйство перекладывалось неизбежно на женские плечи. Мой отчим, работая комбайнером, не приходил домой, ночевал в поле, а мама у него была помощницей, тоже работала круглые сутки наравне с мужем. Я с пятилетней сестрой управлял домашними делами, ухаживали за коровой, овцами, поросятами, гусями, курами. Так изменилась наша беззаботная детская жизнь. И совсем стало тяжело, когда отчим глубокой осенью 1941 года попрощался с нами и ушел на войну…

     Мама, я так понял, растерялась, не знала, какое решение принять в этом случае. Решила отправиться в деревню Алексеевку, где я и моя сестра родились и жили до переезда в совхоз (он находился в 90 км от деревни).

     У дедушки, по неизвестной мне причине, мы долго не задержались, купили домик с большим огородом, хорошо под зиму удобренным навозом. Началась «новая» самостоятельная жизнь. Мать с утра до вечера в работе на колхозных полях, а мы с сестрёнкой перекапывали землю, сажали картошку, сеяли морковку, свёклу, сажали огурцы, тыкву, табак…

    Табак оказался самым надёжным источником наших доходов. Иных возможностей заработать деньги в деревне не было и в помине. Подвезти из нашей деревни выращенные овощи  к железной дороге для продажи пассажирам на станции оказалось не на чем! Моя мама поняла, что допустила непоправимую ошибку, когда приняла решение ухать из посёлка (который находился рядом со станцией) в глухую деревню.

      В деревне работала начальная школа, до 4-х классов. Моя учёба прекратилась. К тому же, никаких источников информации – ни радио, ни газет. Сведения о военных событиях доходили до нас случайными путями,  весьма редко и сильно искажёнными. Вспоминаю новость, переданную нам цыганкой: немцы захватили Тополь. На самом деле – Мелитополь. И такими нелепыми слухами полнилось наше «информационное пространство».

     Кроме трудоёмких огородных работ, ухода за животными, мне с сестрой доставляла беспокойство охрана маленьких цыплят, гусей и кур от крылатых хищников. Чуть отвернешься, а коршун с цыплёнком в когтях уже в воздухе. Понятно, что ущерб восполнить ничем нельзя, приходилось выслушивать упрёки мамы, начинались слёзы, лепет оправданья.

     Но за малыми бедами последовали более крупные. Мы кормили большого поросёнка устрицами из реки Вагай. [Примечание для любителей истории: в устье этой реки (Ермакова заводь) погиб предводитель похода в Сибирь Ермак.] Перед скармливанием варили устриц в печи, остужали, смешивали с нарезанной травой. Однажды я решил сэкономить время и «угостил» поросёнка сырыми устрицами. Поросёнок околел. Это было настоящее горе. Лишиться мяса и сала накануне суровой зимы – современный человек такое даже представить не может.

     Беда не любит одиночества. И пришла она с «эскортом» волков. У нас в хлеву зимовали  корова и овцы. Овцы находились за перегородкой. Хлев в Сибири назывался пригоном. Сооружение весьма примитивное. Из жердей собирался каркас будущего пригона, заполнялся навозом с соломой. Получалось помещение, хорошо сохраняющее тепло, и служившее надежным убежищем для животных и птиц.  Но «надёжное» сооружение не спасло от проникновения в хлев волков, которые разгребли наполнитель стен (навоз с соломой) и порезали 5 или 7 овец. К счастью, с коровой совладать не сумели. Она встала задом в угол пригона и отбивалась рогами от нападавших хищников. На голове и щеках её остались следы крови. Чудом спасся один ягнёнок: он забился между перегородкой и воротцами, открытыми в овечий отсек (воротца уперлись в стенку, образовался спасительный «треугольник» для ягненка).

      Однажды зимой мы стали свидетелями необычного события. Метель намела снега вровень с окнами. Ночью к окнам подошли волки, уткнули морды в стекло и наблюдают, что происходит в доме. Мы смотрим на них, а хищники на нас. Расстояние до них – рукой подать. А по спине холодок торопится… Ситуация не для слабонервных!

      09.12.20.

     Женщины работали в поле и на животноводческих фермах от темна до темна. Удивительно, сколько сил таилось в этих хрупких крестьянках. Хозяйка за сутки могла побелить внутренние стены дома, затем всё вымыть и привести всё в полный порядок. Женщин, работавших в поле, там же и кормили, а дети сами готовили себе завтраки, беды, ужины. Все «блюда» – преимущественно из овощей. Но перепадали и мясо, и яйца. Хлеба не было, но мы не голодали.

     Как жила деревня в военное время, по каким правилам и обычаям? Молодые люди делились на три группы: самые маленькие (10 – 12 лет), подростки (13 – 15 лет), юноши (16 – 18 лет). В каждой группе, как правило, был вожак, который организовывал сходки: летом – в определённом месте на природе, зимой – в доме одного из участников группы. На сходках пели песни, плясали, танцевали, обучали танцам, разучивали частушки, сказки, прибаутки, стихи…

     Жила в деревне девочка без рук и ног. Вместо рук – короткие культи, а ноги ­– без тазобедренных костей ­– сразу росли из тела. Перемещалась на укороченных ногах, которые не изгибались. Роста маленького, но голова соответствовала возрасту. «Коротконожка» знала великое множество сказок, песен, частушек, могла воспроизвести любой песенный мотив. Душа любой компании. Под её песни танцевали, проводили игры. Позже, после войны, она родила мальчика, скрыв имя отца ребёнка. Вместе с мамой воспитала малыша. Сын любил и оберегал свою мать, семья на самом деле жила счастливой жизнью.

     Длинными зимними вечерами старики собирались в конторе, где в печи-голландке ярко горели дрова. Курили самокрутки из своей махорки и по очереди рассказывали о своей службе в царской и Красной армиях: как воевали, как побеждали и как терпели горечь поражений. Некоторые испытали тяготы немецкого плена. На этих встречах непременно  присутствовали и деревенские ребятишки. Затаив дыхание, слушали откровенные рассказы  бывалых воинов, слушали солдатскую правду о войне. Эти встречи придавали нам силу и терпение, стремление работать, не жалея сил, ради победы над врагом в затяжной войне.  

     Вместе с мамой, ранним утром, я ходил на речку чистить прорубь. Такие «зимние путешествия» были не только трудными, но и опасными, ибо волки стаями беззастенчиво бродили по деревне. С пешней и лопатой в руках, спускаясь с берега к реке, весьма неудобно отбиваться  от наседающей стаи голодных хищников.

       Замёрзший в полынье лёд с трудом поддавался пешне. Но разбив лёд на куски, требовалось вычерпать их лопатой, отбрасывая от полыньи как можно дальше, чтобы обеспечить свободный подход лошадям к воде. Как известно, лошади подкованы, а потому могут свободно перемещаться по льду. Коров к полынье, естественно, не подпускали.

     Сибирское лето короткое, а заготовить на зиму много всего надо. Скажем, сена для коровы требуется около полутора тонн. А кроме сена очень трудоемкая заготовка дров, а с огорода  вовремя собрать и переработать и отправить на хранение урожай – тоже требует времени и усилий. В семьях мужских рук нет. Все работы выполняли женщины и дети. Дрова заготавливали в лесу, когда  у берёз  начинался сокогон.   Обычно, начинали заготовку 1-3 мая. В это время пила легко вгрызалась в ствол дерева.  Полученные после распиловки мерные чурбанчики легко раскалывались на поленья, которые укладывались в поленницы на лесной поляне. За лето дрова высыхали и вывозились из леса на санях по первому снегу.  Березовые дрова горели в печи ярким пламенем и  давали много тепла.

     Не менее трудоёмкой являлась заготовка сена. Специалисты утверждают, что энергозатраты косаря и лётчика почти равны.  К тому же, чтобы заготовить одну тонну сена, требовалось скосить не менее шести тонн травы. А результат труда полностью зависел в то время от погодных условий. Нет дождей – нет травы. Дожди прошли вовремя, выросла трава, скосили, но зарядили дожди и почти высохшее сено почернело, а затем сгнило на лугах. Время в деревне – критический фактор, всё надо успеть сделать в сжатые сроки. На заводе изготовленный трактор может простоять на открытой площадке без какого-либо ущерба. Сено или скошенные зерновые культуры  в валках под дождём пропадают. Тем и отличались сибиряки, что умели трудиться споро, без расслабления, бесчисленных перекуров.  Именно такой интенсивный труд делает человека сильным, терпеливым, мудрым. Слабые такую нагрузку не выдерживают…

     Несколько слов о спорте. Организованных спортивных мероприятий не было, в традиционные футбол и хоккей мы не играли. Молодой растущий организм побуждал нас к активному движению: много и с азартом бегали вперегонки, в догонялки. С удовольствием играли в лапту и в чижик, мальчишки мерялись силой в борьбе. Девочки играли в «классики», а в беге не отставали от мальчишек. Не забывали водить хороводы и играть в ручейки, сами придумывали игры с активным движением.

    Почти все умели ловить рыбу, соревновались, кто больше поймает. Старшие охотились на зайцев, диких гусей и уток. В трудах и заботах протекала деревенская жизнь. И все ждали победы над врагом и верили, что она неизбежно наступит.

     Война внесла в размеренный уклад деревенской жизни ожидание беды, исковеркала судьбы многих семей. У наших соседей до войны жила прекрасная семья. У пожилых  супругов были сын и дочь. Сын женился, дочь вышла замуж, в каждой молодой семье родилось по два мальчика. В начале войны взрослые ушли на фронт. В конце 1941 года погибает сын. Его отец не перенёс горя, заболел и умер. Позже на фронте погибает зять. Следом умирает дочь. Старушка почернела от несчастий и бед. На плечи невестки свалилась забота о четырёх детях и больной свекрови…

     В военное время приходилось экономить на всём, даже …на спичках! А когда спички исчезли, то жители договорились хранить огонь в печи. В случае, когда наступала наша очередь утром обеспечить пышущими жаром угольями из печи жителей деревни, мы всю ночь поддерживали огонь в печи.

      10.12.20.

      Сегодня умер Евгений Иванович Шапошников – последний маршал авиации СССР (1991 г.), министр обороны СССР (август – декабрь 1991).

     В России началась вакцинация от корона-вируса.    

     В Тобольске построили мощный технологический комплекс по производству пластика из газа и нефти.

     В современном информационном потоке смешались печальные и радостные события.

     А я возвращаюсь к повествованию о прошлом. Как проводились культурно-массовые мероприятия?

        Известно, что подготовить к выступлению детей-дошколят – задача непростая, ибо они не умели читать. В деревне наиболее активные и неравнодушные хозяйки домов изъявляли готовность заниматься с детьми разучиванием песен, стихов, танцев, простейших физкультурных номеров. И эти занятия они проводили в собственном доме. Почти в каждой семье мамы в меру сил и возможностей обучали своих малышей «сценическому искусству». Незадолго до предстоящего концерта в эти творческие коллективы приходили учителя, отбирали наиболее удачные номера и занимались с исполнителями уже в школе, вели подготовку к выступлению на концерте на более высоком профессиональном уровне. Музыкальные номера репетировались под аккомпанемент балалайки или гармони.

    Когда мы жили в посёлке, родители купили патефон с набором пластинок с записями знаменитых исполнителей – Шаляпина, Обуховой, Лемешева, Козловского… Пластинки становились настолько «заезженными», что при воспроизведении отчетливо слышались треск, шипение и мало уловимая мелодия. Дело в том, что в процессе воспроизведения патефонные иголки становились тупыми, купить новые не представлялось возможным, а умельцев поправить затупившиеся иголки не было. И, тем не менее,  сверстники приходили ко мне и просили включить патефон, даже по очереди караулили наших цыплят от нападения хищных птиц, помогали мне пропалывать морковь на грядке.

      Кроме учебников, никаких книг в домах не было. У нас как-то случайно оказалась весьма старая  книга – «Мёртвые души». Признаюсь, что читал, как  говорится, по принуждению. Не нравились мне герои книги. Но других произведений в деревне и с огнём не найти!

      Юноши нашей деревни свободное время проводили в клубе – обычный дом с двумя большими комнатами. Под руководством заведующей устраивались танцевальные вечера, выступали самодеятельные исполнители.  В таких условиях и обстановке нельзя даже думать  том, что способные молодые люди имели возможность развивать свои умения, навыки и накапливать профессиональный опыт. С горечью должен отметить, что не знаю ни одного случая, когда кто-либо из моей деревни оставил яркий след в науке, спорте, культуре…

     Деревня Алексеевка относилась к новым поселениям. Первые поселенцы перебрались из Европейской части России, в частности, из Орловской губернии, Ельца, Вологды. Так и разделились новоприбывшие  на две части: ельчане, которые «акали» (московский говор), и вологжане, которые «окали». Точное время возникновения двух сёл неизвестно. Характерная особенность новых жителей: подчёркнуто вежливы, никогда не ругались непотребными словами, не грубили. А при встрече даже старшие по возрасту первыми приветствовали односельчан, снимали головной убор и раскланивались! С новыми поселенцами коренные жители общались мало, в силу необходимости. Исключительно редкими были случаи, когда местные парни и девушки связывали свою судьбу с приезжими, что отмечалось весёлой свадьбой.

     В сёлах не было ссыльных жителей. Но в посёлке с царских времён и в советское время проживали ссыльные. Не помню крупных ссор или конфликтов, все мирно сосуществовали, работали, отдыхали, отмечали праздники, создавали семьи, воспитывали детей.

     В военное время изменилась социальная значимость профессий. Самым важным и уважаемым человеком в селе стал кузнец. Он и раньше был незаменимым, но имелась возможность купить инвентарь или предметы домашнего обихода в близлежащем городе. Без него – ни телегу сделать, ни плуг и борону наладить, ни сеялку и косилку для колхоза отремонтировать, ни починить косу и вилы, ни кастрюли и сковородки сделать годными для употребления. Нашей семье повезло, ибо кузнецом в деревне был мой дед по отцовской линии.

      Как одевались и во что обувались? Если кратко сказать – во всё натуральное. С  овец ежегодно стригли шерсть, из которой пряли на прялках пряжу, а из пряжи вязали свитера, шарфы, рукавицы. На огородах выращивали лён и коноплю (из конопли получали нити для верёвок, а из семян отжимали конопляное масло для освещения домов и употребления в качестве продукта питания). Изо льна ткали полотно, из него шили полотенца, бельё, рубахи, платья, юбки и штаны. Из выделанных (разумеется, в кустарных условиях) шкур овец, свиней, коров, телят и коз тачали ботинки и сапоги, шили тулупы, шубы, рукавицы и дублёнки. Конечно, выполнение перечисленных работ не каждому по силам. Выручали местные самоучки-специалисты – скорняки, сапожники, портные, жестянщики. Так и существовала деревня в условиях натурального хозяйства. Умельцы плели лапти из лыка, корзины и лукошки из прутьев, а столяры изготавливали мебель для крестьянского дома (кровати, столы, лавки, диваны деревянные, табуретки…)  Мебель без изысков, примитивная, но надёжная, на несколько поколений!

     Свой весомый вклад в «экономику» натурального хозяйства вносили охотники. Кроме мяса всевозможной дичи они добывали шкуры зайцев, лис, волков, белок. Из меховых шкурок шили шапки, воротники, шубы, полушубки. В некоторых семьях на стол ежедневно хозяйка подавала приготовленную рыбу и мясо диких птиц.

    На реке Вагай стояла мельница, на которой мололи пшеницу и рожь. Мельник поддерживал мельницу в работоспособном состоянии, вовремя устранял неисправности. Он говорил, что без него мельница – сирота. Везде нужны мастера и умельцы. Не каждый может изготовить прялку или ткацкий стан. Не все способны выделать качественно кожу. Вспоминая жизнь деревни  в годы войны, я не могу согласиться с утверждением, что незаменимых людей нет. Есть в истории времена, когда заменить специалиста никто не может!

     12.12.20.

      Наступил 1944 год. Наши войска в основном освободили от фашистов свою территорию. Так завершился трудный, но победоносный 1943 год.

     Мой отец летом 1944 года прибыл в деревню на долечивание после тяжелого ранения. Когда он узнал, что после окончания четырёх классов  я не учусь, то он неодобрительно покачал головой  и сказал: «Давай по-взрослому обсудим твою диспозицию». Во время долгой беседы отец убедил меня в том, что надо продолжать обучение.

      И осенью я поступил в 5-й класс школы села Усть-Ламенское, что в 10 км от нашей деревни. Тяжело пришлось привыкать к школьной жизни, к тому же, все знания, ранее полученные мной, улетучились, выветрились из головы. Квартировал в доме двоюродной сестры моей мамы. По воскресным дням ходил пешком в Алексеевку. Путешествие весьма опасное, особенно в зимнее время. В лютый мороз очень просто замерзнуть. В любое время дня и ночи можно встретить стаю волков. До сих пор не знаю, почему в доме тётушки кормили меня весьма скупо картошкой «в мундирах», ведь в родном доме я не голодал.  К счастью, наша семья возвратилась в марте в поселок, в котором жила до переезда в Алексеевку. Жить стало веселей! В 6-м классе я наверстал упущенное, учился с упоением, с какой-то жадностью к знаниям, в трудные моменты вспоминал наказ отца – и временные препятствия успешно преодолевались. В 14-летнем возрасте вступил в комсомол, началась моя активная общественная деятельность. Весьма разнообразная: комсомольцы занимались с малышами, помогали ученикам в учёбе, организовывали самодеятельность, совместными делами скрепляли дружные коллективы. Комсомолец Леонид Балин  прекрасно пел и терпеливо обучал младших школьников пению, готовил их к выступлениям на сцене в праздники. С явным удовольствием мы принимали участие в массовых мероприятиях: сбор древесной золы для колхозных полей, макулатуры, стекла, ткани, металлолома. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Я почувствовал вкус к общественной работе, убедился в её необходимости и полезности обществу. По делам и признание: комсомольцы единогласно избрали меня старостой.

     Летние каникулы сейчас ассоциируются с отдыхом. Так и хочется сказать: на каких подземных рудниках перетрудились детки? Мне и моим ровесникам летом приходилось много и трудно работать. В посёлке моя мама работала завхозом в местной школе. И заготовка дров на зиму входила в круг её прямых обязанностей. Требовалось вывезти дрова из леса и складировать их на школьном дворе. В совхозе мне предложили использовать в качестве тягловой силы огромного быка, бывшего производителя, но к повседневному труду необученного. К тому же, такие быки отнюдь не отличаются дружелюбием не только к чужому человеку, но даже к тем, кто постоянно ухаживает за ними. Нередки случаи, когда они поднимали на рога раздатчиков корма. Мне предстояла «простая задача»: приучить быка к новому для него виду труда. Я каждый день навещал моего подопечного, пытался осторожно гладить, подкармливал овощами, чистил щёткой. Мне думалось, что я подружился с подозрительным животным. К тому же, бык постепенно привык ко мне, подчинялся, позволял водить себя на поводе. Для перевозки дров в совхозе выделили телегу с огромными оглоблями. Наступил день, когда я впервые выехал в лес со своим «любимцем». Дорога для гужевого транспорта пролегала вдоль железной дороги, чуть ниже железнодорожного полотна, как бы на выступе склона. Ниже гужевой дороги расстилалась равнина –  озёра, перелески, болота…

     В очередной рейс нагрузил телегу «под самую завязку» дровами.  Медленно везу драгоценный груз в школу. А навстречу … идёт поезд! Машинист, высунувшись из кабины паровоза, улыбается и неожиданно решает поприветствовать меня пронзительным гудком. Гудок всполошил моего быка. Он страшно испугался и совершил рывок влево. Телега опрокинулась.  Оглобли сильно ударили быка по бокам. Он рванулся вперёд, оборвал постромки и помчался вперёд с обломками оглобель и вожжами. Я кинулся вдогонку, поравнявшись с быком, пытался успокоить, а затем решил остановить его. Забежал вперёд и повис на рогах, как на спортивных брусьях. А в голове мысль противная бьётся: «Как бы не сбросил!» Но, очевидно, даже быки помнят добрые дела, дружба победила, бык остановился. Развернув его, возвратился к телеге. Сбросил дрова, снял остатки оглобель с телеги и быка, привязал его вожжами к телеге. Таким манером мы прибыли в посёлок. Дальнейшую судьбу быка я не знаю, но моя трудовая карьера в школе пресеклась. Но не завершилась…

     Включили меня в бригаду по заготовке кормов для животных. В бригаде «всего мужиков-то» – 70-летний старик и я. И женщины. Мы косили траву, сгребали высохшее сено, смётывали в зароды (скирды). Дед очень обрадовался моему появлению – лишних рук в такое время не бывает. Работа косаря изнурительная. Женщины после обеда засыпали мертвецким сном, а дед в это время бодрствовал: отбивал косы-литовки, устранял мелкие поломки и изъяны. Без промедления дедушка приступил к обучению: терпеливо объяснял и показывал мне все приёмы, всю премудрость подготовки инструмента к косьбе. Небрежность и торопливость в таком деле не поощряется. Тем более, коса после отбивки попадала в руки капризных женщин. А крестьянки не постесняются громко оценить халтурную работу. И скандала в таком случае не избежать.

      Как правильно отбить косу? Лёгкими ударами молоточка лезвие косы оттягивается, но так, чтобы оно не загибалось во время работы. Если оттянешь мало, то при точении бруском лезвие не становится острым. Такая коса не срезает траву, а только сминает её. А ещё коса «настраивается» под рост конкретного работника, должна соответствовать его навыкам, привычкам, характеру, капризам…

     Первым косьбу начинал дед, я – за ним, женщины выстраивались следом за мной по своим соглашениям. Когда сено высыхало, мы сгребали его и свозили к месту будущего зарода. Две трети объёма сена мы с дедом складывали в прямоугольник – основание зарода. Затем дед забирался на сложенное сено, я подавал ему вилами охапки сена, а он его утаптывал, постепенно формируя пирамиду.

     Для 14-15-летнего подростка такая нагрузка явно превышает его физические возможности. Захватив вилами охапку сена, требовалось поднять её на значительную высоту и аккуратно подать напарнику. И чем длиннее вилы, тем, казалось, тяжелее ноша. В то время думал, что порвутся жилы. Но всё обошлось благополучно: жилы не лопнули, грыжу не заработал.  А тело стал рельефным от тренированных трудом мышц и сухожилий.

 14.12.20.

      Следующий – 1946 год – для меня сложился более благополучно. Мне доверили конские грабли. Тягловой силой была кобыла с жеребёнком. Старшие ребята трудились на более опасных участках, в частности, на косилках. Они донимали меня просьбами выделить им хотя бы по стаканчику кобыльего молока.

    С лошадьми мы дружили, не обижали, а они нас не подводили. Искренно удивлялись, насколько умны лошади и преданы своему хозяину.

     Однажды со мной произошёл несчастный случай. Рабочий день заканчивался, старшие мальчики завершили работу, выпрягли лошадей, уселись верхом на конях и подгоняли меня шутками поскорей завершать трудовой день. Я отбивался от шуток, вертелся на своем сиденье на конных граблях. И совершенно непроизвольно моя левая ступня попала между неподвижной рамой и подвижной частью, которая при движении граблей пускается, захватывает сено, поднимает его и сбрасывает сено на землю в рядок. В результате пятка моей левой ступни сплющилась до толщины блина, я буквально взвыл от дикой боли. И в этот раз, и в других событиях я заметил, насколько внимательны и понятливы в оценке ситуации домашние животные (это наблюдение относится и к быку). Когда я выпрягал лошадь из граблей и потом с трудом на неё садился, она как бы мне помогала. Ехали мы  без сёдел, ибо их в совхозе просто не было. Ехал я не как всегда, а свесил ноги в одну сторону, распухшую, но не кровоточащую ногу положил на здоровую. Лошадь старалась как можно меньше меня трясти, словно сочувствовала моей беде.

     Вскоре боль утихомирилась, я продолжал трудиться на граблях.   

     Вспоминается почти кинематографический эпизод. В общественной бане пятница считалась мужским днём. Женщины, завершив работы в поле, заторопились домой, а нас перехватила бригадир, боевая и деловая женщина. Обращается к нам: «Ребята, поработайте ещё. Погода хорошая, жаль её упускать». А мы отвечаем, что, мол, когда приедем в посёлок, женщины успеют занять баню. Бригадир отвечает: «Не ваша печаль-забота, не беспокойтесь, я разберусь».

     И «разобралась»! Как мы и предполагали, к нашему приезду баню заполнили женщины. Приближается к нам бригадир. Мы – к ней. И слышим в ответ: «Что растерялись? Ваш день, смело заходите и мойтесь в своё удовольствие!» Мы последовали справедливому совету. Мне исполнилось в ту пору 15 лет, никакого сексуального влечения при виде обнаженных девочек, девушек и старушек я не испытал. Но невольно заметил, что девочки до 13 лет и  50-60-летние женщины не обратили никакого внимания на появление в бане молодых людей. Бурно реагировали девушки старше 16-17 лет и особенно 20-30-летние. Они визжали, смеялись, прикрывались тазиками и вениками, выбегали из парилки в зал, а затем снова ныряли в парилку. Ребята старше 16 лет тоже возбудились и старались дотронуться до обнаженных сверстниц. Такие поползновения решительно пресекала бригадир. Да-да, она купалась вместе с нами!

    Как -то незаметно моя жизнь в посёлке качественно изменилась. Я начал ходить в клуб, где нас обучали танцам и искусству общения. Моя дальняя родственница Валентина отличалась необычайной красотой и обаянием. Жители разных возрастов ходили в клуб лишь затем, чтобы полюбоваться красавицей. В дальнейшем она переехала во Львов и вышла замуж за бандеровца, родила сына и дочь, а затем сбежала от мужа в Москву, а он с тоски и горя умер ­– судьба человека непредсказуема…

     В 1947 году я окончил семилетку и вместе с товарищем-одноклассником Володей Соколовым решил поступать в Ленинградское Нахимовское училище. Для него это было возвращение в родной город (во время войны его семью эвакуировали в Сибирь), а для меня смелое решение. Но меня не поддержали родители: слишком далеко, сплошная неизвестность. Так случилось, что в это время к моему другу Леониду Балину из Свердловска приехала на каникулы двоюродная сестра. Мы поведали ей о нашей проблеме. Не задумываясь, он сообщила нам: «Зачем вам ехать так далеко, в Свердловске есть лётная школа и там учатся ваши ровесники». Так и переориентировала нас родственница Балина на авиацию. Соколов уехал в Ленинград, а мы с Леонидом, собрав необходимые документы, отправились в Свердловск покорять авиацию.

     16.12.20.

         И начались с нами неожиданные, но судьбоносные приключения. Перед поездкой мой отчим подарил мне свой кошелёк. Большой, кожаный, добротный. Сложил в него свои документы, кошелёк сразу потолстел. Но карманы моих брюк оказались весьма неглубокими. Опустил я кошелёк в карман и того не знал, что получилась приманка для карманников…

     Во время встречи с тётей Леонида мы узнали, что она близко знакома с замполитом школы № 11. Её муж во время войны летал вместе с нынешним замполитом.

    Утром мы втроём прибыли в кабинет замполита. Леонид представил свои документы и его приняли в школу. Наступила моя очередь. Опускаю руку в карман…нет кошелька! Я не поверил, что такое может случиться. В нашей деревне и посёлке воровства не наблюдалось. Меня успокоили, сказали, что документы можно восстановить и снова представить. Легко сказать! Где взять деньги на дорогу?  Хорошо, что мама в дорогу дала мне вместо денег ведро сливочного масла. С этим маслом мне нужно было добраться до Нижнего Тагила, где жила родная сестра мамы, моя тётя Ульяна. Продав масло на базаре, тётя снабдила бы меня деньгами.

     Помотался я по Свердловску в поисках украденных документов, побывал в милиции, обращался в стол находок – всё тщетно. В Нижний Тагил, понятное дело, поехал без билета. Доехали до города, но неожиданно в вагоне появились контролёры и меня, как безбилетника, сдали на железнодорожной станции дежурному милиционеру. Таких, как я, набралось около десятка. Мешок с ведром масла я предусмотрительно засунул под скамейку. Утром на службу пришёл начальник отделения милиции. Побеседовал со мной и дал три дня, чтобы побывать у тётки, а затем покинуть город. Я возвратился в комнату дежурного, вытащил мешок, спокойно взвалил его на плечо и вышел на свободу.

     Адреса тётки у меня не было, его украли вместе с кошельком. Хорошо, что мама рассказывала мне, как добраться до родственницы. Мне удалось её найти. Тётя Ульяна продала масло, вручила мне деньги. Но не хотелось от неё уезжать. Я сильно переживал неудачу с поступлением в школу.

      При возвращении в Свердловск меня снова арестовали как бродягу без документов. Обыскали прямо в купе, деньги выложили на столик и говорят: «Деньги оставляешь, а сам можешь идти». Как так идти? Я возмутился, а милиционеры гнут свою линию: «Ты эти деньги украл, и они должны поступить государству». Скандал разгорался. Заявляют мне: «Будешь упрямиться, мы сбросим тебя с верхней полки, отобьём почки, и ты станешь калекой». А я не отступаю: «Денег не отдам, буду орать на весь вагон».

     Дело кончилось тем, что деньги  мне отдали, но на железнодорожной станции Свердловск сдали дежурному милиционеру. В дежурке собралось более десятка пацанов. Завсегдатаи поняли, что мы случайные люди, а потому предложили: «Кто хочет бежать, сбрасывайтесь монеткой. Мы сейчас организуем вам побег». А затем сымитировали жестокую драку, дежурный кинулся их разнимать, а мы во все лопатки рванули наутёк. Я снова оказался на свободе. Снова совершил обход по знакомому маршруту: стол находок, милиция… Безуспешно! Приехал в спецшколу, рассказал  о своих приключениях председателю приёмной комиссии. И он решил пропустить меня через медицинскую комиссию. Если комиссия не пропустит меня, то вторичная поездка из Сибири автоматически отпадала.

     И надо же тому случиться: начальник спецшколы Смирных обходил свои владения, обратил внимание на очередную группу вероятных курсантов, почему-то выделил меня, спрашивает: «А это что за глиста?» В результате дорожных приключений я резко похудел, а потому сильно отличался от других поступающих ребят. Начальник приёмной комиссии доложил о своём решении. Начальник училища вскипел: «Вон из училища! Ещё не хватало собирать здесь бродяг». И отправился я в родную Сибирь. Матушка встретила меня скорбным взглядом, она знала, что Леонид зачислен, а от меня судьба отвернулась. Без промедления мама энергично подключилась к сбору документов, через два дня я держал пакет в руках.

     Начальник приёмной комиссии не скрывал радости и удивления: «Ты действительно хочешь летать, коль так молниеносно управился с документами?»

     Учитывая горький опыт, он решил больше меня начальнику школы не показывать, сам провёл меня по классам, где проходили приёмные экзамены.  Я не подвёл сопровождающего начальника:  испытания завершались отметкой «5» или «4». Затем он вызвал старшего группы и дал задание сопроводить меня в госпиталь, где вне очереди провести по всем кабинетам для получения медицинского заключения. Никаких отклонений в здоровье врачи не обнаружили.  К полудню я уже находился в корпусе школы с решением о зачислении. Наскоро перекусил холодной похлёбки на кухне, переоделся в конторке в военную форму. Штатскую одежду  я позже передал тётке Леонида. И с очередной командой меня к вечеру отправили в летний лагерь, где разместили на втором этаже летнего домика. В домиках было весьма прохладно.  Возможно, из-за этого один из спецшкольников на нашем этаже ночью описался. Утром его отчислили…

     У меня началась новая жизнь. Ребята не переставали удивляться: «Откуда ты взялся. Мы нигде с тобой не пересекались?» Дней 10 провели на карантине, занимались физической и строевой подготовкой, изучали уставы. А далее отправили на … заготовку кормов для скота!

     Я попал в свою стихию. Большинство мальчиков – 14-летние, преимущественно городские, физически слабые, неокрепшие и не умеющие выполнять работы, требующие значительных физических усилий. Вольно или невольно я оказался для многих из них одновременно помощником, учителем и наставником. Учил косить сено косой, налаживал орудия труда, подбадривал и требовал старания, терпения и выдержки.

     На кухню готовить пищу ходили по очереди. Не все справлялись успешно с этой работой. Одни всегда пересаливали пищу, другие не успевали к сроку с её приготовлением. Мне удалось раза два приготовить для бригады вкусные и аппетитные блюда. Ребятам понравились мои кушанья, они обратились с просьбой к старшему нашей группы назначить меня постоянным поваром. Разрешение последовало без каких-либо возражений.

     Получая продукты на складах совхоза, я решил заняться обменом. У нас был свой паёк, в котором были и сахар, и сухофрукты. Крестьяне за время войны позабыли вкус сахара, а, тем более, сухофруктов. В результате обмена нам отпускалось больше круп, молочных продуктов, яиц. Возражений со стороны ребят не поступило, все согласились с моей «операцией». Тем более, все стали вдоволь наедаться, а потому и работа пошла веселее, а результаты весомее.

       Вернулись мы на зимние квартиры, по команде построили нас. Начальник спецшколы, неспешно обошёл строй, остановился около нашей группы, с нескрываемым удивлением в голосе спрашивает: «А эти что? С курорта прибыли?» Мои усилия не пропали даром, а авторитет резко повысился, недоверие начальника ко мне рассеялось.

     Начались учебные занятия. И вот здесь-то я оказался совсем не на высоте. Пришлось ускоренными темпами навёрстывать упущенное. Не жалел ни сил, ни времени. Настойчиво и осознанно преодолевал трудности. Ко второй четверти я основательно подтянулся по всем предметам, но заданный ритм не снижал, продолжал наращивать «багаж знаний». И все чаще пытался найти ответ на вопрос: почему одни ученики легко усваивают даже сложный материал, а другие в элементарных понятиях запутались?

     Меня избрали комсоргом группы, и я решил сосредоточить все усилия для повышения успеваемости всей группы, ибо собственная успеваемость меня уже не беспокоила. Хорошо успевающие ученики активно помогали слабым, объясняли сложные вопросы, тренировались в решении примеров и задач.  Результаты такой помощи обсуждались на комсомольских собраниях, опыт анализировали, пытались найти более эффективные методы и формы обучения отстающих. Постепенно в классе сформировалась творческая обстановка, отстающие ликвидировали пробелы в знаниях. Во  время занятий в классе царила дисциплина, никто не отвлекался от серьёзных занятий.

     В наш класс из Московской спецшколы перевели двух отстающих в учёбе и недисциплинированных учеников. Отъявленные хулиганы, связанные с городской шпаной.  Лицо одного из них порезано лезвием со лба до подбородка. Наш взвод к этому времени отличался крепкой сплочённостью и нацеленностью на достижение успехов в учёбе и боевой подготовке. С первого дня нам удалось взять в руки молодых людей. Решением комсомольского собрания обязали их учить уроки, назначили помощников для постоянного оказания помощи и непрерывного контроля. Деваться им было некуда. А мы «довели» их до окончания спецшколы и получения аттестата. Более того, наши подопечные по назначению поступили в военное училище! Не знаю, вспоминали ли они нас добрым словом… 

     В нашем классе учился Володя Щетинин, родом из Омска. Необыкновенно одаренный парень и прекрасный лыжник. Бывали случаи, что мы всем классом не могли «расколоть» задачи по физике или математике. Володя всегда выручал нас. Возвратится с тренировки, пробежит глазами условие задачи, быстро набросает решение, а затем  так всё «по полочкам» разложит на классной доске, что даже тугодумам решение становилось ясным и понятным. Разумеется, в таком случае незнание не накапливалось, все были готовы усваивать на следующем уроке новый материал. Наши успехи, понятное дело, заметили учителя, они        

обычно говорили, что в нашем классе отдыхают…

     Учебные успехи нашего взвода отмечались на педсоветах. Все учителя школы в один голос заявляли, что второй взвод проблем с учёбой не имеет.

На этой оценке учителей можно было бы завершить повествование о школе. Но осталась без моего внимания проблема с питанием. До конца 1947 года мы с трудом выдерживали голод. Наша столовая находилась в городе. На ужин ходили по очереди. Сегодня я отдаю ужин другу, а завтра он отдаёт мне свой. Такая получалась «чересполосица». Не хватало сил на общественную работу, занятия спортом, самодеятельность.

    В конце 1947 года отменили карточную систему, нам стало немного полегче. К играм потянулись. Без устали играли в «жучок».  Один из участников игры становился спиной к товарищам, просовывал правую руку с раскрытой ладонью под левое плечо. Остальные участники наносили лёгкий удар (шлепок) ладонью по его ладони. Требовалось угадать игрока (хотя бы одного), который нанёс удар. Игрок, удар которого угадал битый, становился на его место, выставляя для ударов свою ладонь. Настроение учеников улучшилось, в разговорах появились шутки, острые реплики, часто раздавался смех. Условия для занятий спортом в Свердловской спецшколе отсутствовали, так как школа не являлась спортивной. Спортзал размещался на  балконе, где всю его крохотную площадь занимали брусья и турник. И ничего другого.    

     В спецшколе учились дети и из детских домов. И каникулы они проводили в казарме. Ученики, имеющие родителей, сочувствовали им. Одного из них, Владимира, я пригласил на 10 дней на мою родину, в Сибирь. Убедил его, что оставшихся 20 дней с лихвой хватит для отдыха. Пригласить легко, но не учёл я предстоящих сложностей поездки. Проездных билетов спецшкола нам не выдавала. И все три года во время каникул я добирался до родного дома по железной дороге, разумеется, «зайцем». Лишь однажды очень повезло: ехал в теплушке, где разместились солдаты, они охраняли несколько вагонов в пути следования состава.  А солдаты меня кормили, поили, всячески заботились. Это была зимняя поездка.

     А летом наиболее подходящим местом для «зайцев» были крыши вагонов пассажирского поезда.  На крыше, казалось, никакой опасности нет, так как электропоезда  не ходили в то время. Но к нам примоталась шпана. Понравились, видите ли, туфли Володи. Заявляют: «Если не снимешь и не отдашь нам, то сбросим на ходу поезда». Я вмешался в разговор, не угрожал, но твёрдо попросил не заниматься ерундой. Спокойный и уверенный голос, вероятно, подействовал, от нас отстали. Без дальнейших приключений мы приехали к моим родителям.

     Отдыхал Володя довольно странно:  к обеду вовремя не являлся, привычный для нас распорядок и семейный уклад нарушал, как говорят, без зазрения совести. Но это ещё не всё! Мой гость с утра уходил на железнодорожную станцию и там часами катался на маневровом паровозе. Домой являлся припудренным паровозной сажей. Приходилось специально для чумазого любителя паровозов топить баню, чтобы отмыть этого красавца и возвратить «в первобытное состояние».

      В праздничные майские дни многие ученики уезжали к родителям. Я, как правило, оставался в спецшколе дневальным или дежурным по кухне. Никакого учёта: сколько уехало, сколько осталось, пищи на кухне много, но вот дров напилить и  наколоть некому. Безвыходное положение? Совсем нет. Я отправился в лагерь для немецких военнопленных – через дорогу, в «Дом промышленности» – и обратился к коменданту лагеря с просьбой выделить для работы двух человек. Удивительно, но комендант не уточнил, куда и зачем отпускает под расписку незнакомого человека двух военнопленных. Два немца радостно шагали со мной рядом, наслаждаясь свободой. Напилили и накололи дров. А после сытного обеда попросили вынести аккордеон, на котором мастерски сыграли несколько мелодий. Так мы отметили Первомай. Под «занавес» мы выдали наши помощникам бачок еды, вперемежку с компотом. И я сопровождал сияющих от удовольствия немцев, которые бережно несли сокамерникам вкусное «сокровище». Вот так «издевались»  в нашей стране над военнопленными немцами…

      О школьных друзьях. Самый близкий и надёжный – Игорь Унгвицкий. Сидели за одной партой, наши кровати в спальне стояли рядом, пользовались одной тумбочкой. Без единой ссоры или конфликта за три года учёбы. Я ездил с ним на его родину. Учился хорошо, в помощи не нуждался. Скромный до застенчивости, милый и обаятельный. Физически крепкий, румяный, выносливый в беге, неутомимый на лыжне – идеальный пилот. Но по распределению попал в Тамбовское среднее училище, получил специальность локаторщика. Я встретился с ним в Ленинградском доме офицеров. Вспомнили дни минувшие, дружески пообщались, но часто встречаться не могли. Я учился в Академии связи, Игорь – в академии им. А.Ф. Можайского. К тому же и наши жены не стремились дружить семьями.  

       Из училища я уехал один, а потому ни выпускной фотографии, ни традиционного альбома в моём домашнем архиве нет. Выпускники бурно отмечали окончание училища, прежде чем отправиться по лётным школам. Но меня среди них не было… Приятно вспоминать Мишу Фокина, моего соратника в борьбе за отличные знания. Выпускалось в тот год пять взводов. Вручили выпускникам пять медалей: золотую и пять серебряных. Из нашего взвода двое получили серебряные медали, а золотую медаль вручили Грамотневу. Ничем особенным в течение трёх лет золотой медалист не отличался, а в финале тихой сапой обошёл всех. Вот такие «чудесы» бывают…  

      Всего в Советском Союзе спецшкол ВВС было 20. Кстати, Свердловская – под номером 11, Воронежская – 6. Именно культурой и постановкой образования, формирующей воспитанного человека, отличалась 11-я школа. В самом здании имелось три больших по площади зала – вестибюль, фойе и актовый зал. Полы в вестибюле и фойе – полированная мраморная крошка, в актовом зале – паркет.

     Драмкружком, танцевальным и  хоровым коллективами руководили профессиональные режиссеры драматического театра и театра оперы и балета. Наша страна с трудом преодолевала страшные последствия  войны, но в то же время заботилась о продвижении культуры в массы.

      Начальник 11-й спецшколы отличался приверженностью ко всему прекрасному, изящному и прекрасно понимал, что культурный фундамент будущего офицера следует формировать как можно раньше.

      Уроки бальных танцев в нашей школе включались в сетку расписания занятий. Преподавали танцы солисты театра оперы и балета (театр находился недалеко от школы). Начинали занятия с основополагающих азов: как держаться кавалерам во время бала, как правильно приглашать барышню на танец, благодарить за танец и сопровождать партнершу после танца по залу… Театр шествовал над школой. Наши ребята участвовали в массовых сценах, а юные актрисы театра находили время и участвовали в спектаклях нашей самодеятельности. Вся эта глубоко проработанная система и профессионально поставленная серьёзная работа способствовали раскрытию талантов. Приведу один пример: Борис Штоколов на постоянной основе учился в консерватории и пел в хоре театра. Впоследствии он стал народным артистом СССР и солистом Мариинского театра. Ленинградцы называли его: «Наш Шаляпин!»

     Так сложилось, что наш взвод привык жить без освобождённого штатного командира. По приказу начальника назначили нам командира. И закончилась нормальная жизнь. Порушились расписание и сложившийся распорядок. Началась череда нудных, длительных по времени собраний. Командир усиленно занялся поиском в коллективе нерадивых учеников, чтобы заняться их «воспитанием». А таких во взводе не было! На очередном комсомольском собрании школы я выступил и прямо заявил: «Все вы знаете, какой был наш класс по успеваемости, но вот пришёл командир и разрушил весь уклад и строй нашей учёбы. Нам не нужны такие командиры!» Представьте, «на дворе» 1949 год, Сталин уверенно руководит страной и жёсткие репрессии по-прежнему держат общество в страхе. Но мне никто не сказал ни единого слова или замечания, никто не осудил моё смелое выступление. А это выступление могло поставить жирную точку на моей военной карьере. Думается, что ответственность за мою дерзость взял на себя начальник спецшколы. Никакого взыскания или наказания не последовало. Начальник меня спас…

     В 1950 году моя учёба завершилась. Отгремел выпускной бал, на торжественном ужине подняли тост за училище и командиров (за каждым столом расположилось по 4 выпускника, а на столе – бутылка вермута). Наступили каникулы­-отпуск. Но не для меня. Вызывает начальник училища, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Ты отдыхать будешь только 10 дней. Поедешь в Харьков, будешь по конкурсу поступать в Высшее Харьковское инженерное училище. Посылаем тебя одного». Личное дело запечатали в конверт и вручили мне.

     Прибыл благополучно в училище, отдал пакет в отдел кадров. Из каждой спецшколы прибыло по одному кандидату, но из Ереванской школы – двое. Ознакомились с расписание экзаменов. Но сдавать их мне не пришлось. 

    Меня и выпускника Курской школы отчислили. Вероятно, обо мне «позаботился» командир взвода, нашёл прекрасную возможность отомстить за критику на комсомольском собрании. Вместе с курянином Витей слонялись по училищному двору, откровенно бездельничали. Кто-то из начальства обеспокоился нашим вольным поведением и нас привлекли к сдаче экзаменов. Мы, конечно, сдали их успешно, но мандатная комиссия в приёме отказала «по морально-деловым качествам».

     Предоставили возможность выбора: Киевское по СД, Иркутское по СД и Харьковское военное училище связи. Мы единогласно выбрали Харьков. Это училище среднее, а потому в него принимали без экзаменов. Но для нас экзамены устроили. Во время экзаменов я усердно помогал солдатам, не успел выполнить свою работу и получил двойку. На мандатной комиссии мне устроили форменную взбучку, можно подумать, что я у них погоны снял. Думали взять на испуг, стращали, что отправят в воинскую часть рядовым.   Такая перспектива меня не пугала, но я представил тот день, когда возвращусь к маме… Я дал слово, что учиться буду на «отлично», и в дальнейшем слово честно сдержал.

     В спальне училища кровати располагались в два яруса. Крохотная ленинская комната, канцелярия, в которой обитали командир роты и командиры взводов. Старшина и его помощник находились в каптёрке. В небольшой комнатке размещался умывальник и туалет. Каждому классному отделению выделялся класс для самоподготовки. Спортивные снаряды стояли во дворе. Каждое утро начиналось продолжительным бегом в составе отделения под руководством командира.

     Зимой была одна стажировка в войсках. Я на неё не попал, оставили ремонтировать электроприборы, среди которых встречались приборы американского производства. Всё донельзя изношено, но пригодно для ремонта. Материальная база нищенская. Учебные радиостанции отечественные и американские. А для каждой требовались свои запчасти, взаимозаменяемости не получалось.

     Преподаватели – бывшие фронтовики – много и обстоятельно рассказывали о нелёгкой службе «военных интеллигентов» – так называли связистов на войне. Ведь всегда требуется связь именно в эту минуту и в данном месте, а она, капризная, не устанавливается!

     Во время практических полевых занятий мы убедились в справедливости слов наших преподавателей: именно в критические моменты связь пропадала, радиостанцию поражала страшная болезнь – начисто отсутствовала стабилизация частоты. Американские радиостанции со сменяемыми элементами контуров возбудителя, в том числе и кварцевые, оказались более простыми и надёжными в эксплуатации.

     Преподаватель по радиотехнике любил на лекциях отвлекаться от темы, не в ущерб занятиям, просто поговорить о жизни. Однажды, во время отсутствия наших курсантов (присутствовали только мы, командиры) преподаватель задумчиво сказал: «У вас у всех служба сложится хорошо, а вот комсорга Беркова и ещё одного курсанта ожидает очень плохая служба».

     У Беркова в пригороде Харькова жила тётка. Однажды он пригласил меня поехать туда, покупаться в местном пруду, и просто отдохнуть на природе. В беседе со мной он неожиданно разоткровенничался и «выдал» опасное высказывание: «Сталин – последняя сволочь!» Разговор происходил в 1951 году. И до сих пор не могу понять: что это было? провокация? мальчишеская глупость? на какой ответ он рассчитывал?

    Я сделал вид, что ничего не услышал… И к этой теме позже мы никогда не возвращались.

     Наступил день, когда на торжественном построении объявили приказ о нашем выпуске. Наше классное отделение (КО) в это время находилось в карауле, и мы оказались сторонними наблюдателями. На территории склада ГСМ  при смене караула обнаружился окурок и нам за это нарушение основательно помотал нервы сменяемый нас начальник караула.

    Группе выпускников выдали обмундирование в тот же день. А утром на Павловской улице города обнаружили повешенным нашего выпускника, только что получившего звание лейтенанта… Начальство объявило нам карантин. Кроме того, разъяснили, что деньги и документы нам будут выдавать командир роты и взводный непосредственно на вокзале, перед отходом поезда.

     Наступили дни расставания и последних бесед. Берков очень сожалел, что нас разлучили: он уезжал в Ташкент, а мой путь лежал в Архангельск.

     Мы с Горяиновым попросили денег у командира роты, чтобы хоть как-то отметить наш выпуск. О ресторане мы не могли и думать.  Я дружил с Викторией. И она предложила организовать фуршет в её квартире. Кроме нас Виктория пригласила на ужин замужнюю подругу-соседку. И надо же такому случиться: Володя влюбился в приглашённую соседку!

     На следующий день мы расстались и долго не переписывались. Года через  три-четыре поступили в высшие учебные заведения: я – в Ленинградскую академию связи им. С.М. Будённого, Володя – в Киевское высшее училище. Позже мы встретились, и он поведал мне свою «семейную одиссею»: женился в Киеве, родился сын. Но однажды встретился с Ирой, с которой познакомился в Харькове после окончания училища на нашем импровизированном «фуршете». Любовь разгорелась до такой степени, что влюбленные развелись с супругами и заключили новый брак. Жили хорошо. Владимир служил в Киеве военпредом на заводе, получил звание полковника, позже перевёлся в Москву и служил в Главном штабе ВВС. Я встречался с Володей и Ирой несколько раз. Жена была влюблена в него, как говорится, до безумия, говорила: «Я так боюсь потерять его, он настолько изящен и обаятелен, что я боюсь, как бы у меня его не выкрали». Думается мне, что преподаватель училища оказался  прав, предсказывая счастливую службу своим слушателям.

     Много лет спустя, в 1974 году, я встретился в санатории города Кобулети с Берковым! Разговорились. Вся служба его проходила в Средней Азии, переехать в другие края не получалось, ибо начальство держало его под жёстким прессингом. Дыма без огня не бывает…  В своё время он познакомился в Ташкенте с секретаршей командующего округом. Секретарша родила ребёнка, но Берков, по неизвестным причинам, отказался на ней жениться. Женщина вышла замуж за другого, муж усыновил малыша. Так Берков оказался в опале. В академию не отпустили, в службе чинили преграды, сослуживцы сторонились – полная социальная изоляция. Постепенно одногодки разъехались, а новоприбывших его проблемы не волновали. С трудом заочно окончил институт картографии, женился не по любви, детей не было, а счастье забыло дорогу в его семью. На курорте мы отдыхали с жёнами, которые общались, вместе проводили «свободное от отдыха время». Его жена тоже жаловалась на отсутствие счастливых дней в семейной жизни. Вот так и сбылось предсказание учителя по радиотехнике…

     Следует сказать несколько слов о Мише Зайкине, помощнике заместителя командира взвода. Семейная жизнь превратилась в сплошное горе, когда жена тяжело заболела. Проблем хлебнул немало. Зайкин служил в Подмосковье, в научно-исследовательском институте, полностью реализовал свой научный потенциал и способности. Несомненно, наш золотой медалист своим трудом и службой подтвердил высокое звание.

     Командир взвода Костя Челищев отличался интеллигентностью, эрудированностью, сдержанностью, доброжелательным и уважительным отношением к собеседнику. Прекрасная внешность, строгое поведение, словно в юные годы получил дворянское воспитание. Мне думалось, что ему просто противно быть раздражительным, злым, несдержанным.

    И Косте, и Володе повезло. Они служили в одном городе, замечательном Киеве. С удовольствием встречались, созванивались, вместе проводили свободное время. Когда у людей есть много общего, то общение приносит им «витамины радости».

17.12.20.

      Группа, в которую я попал, состояла из молодых людей, не прошедших мандатную комиссию. Мы прибыли в училище одними из последних. Набор был неожиданно большим – пять батальонов. В нашем взводе насчитывалось два  классных отделения, я попал в последнее, 144. Кого только среди нас не было. Прямо вавилонское столпотворение: медалисты, не прошедшие мандатную комиссию, солдаты, с трудом прорвавшиеся из частей и каким-то чудом сумевшие сдать экзамены… В 143 классном отделении подобрались серьёзные, технически грамотные специалисты, некоторые прибыли из спецшкол Курска и Еревана. В 144 – из Иванова, Свердловска, Ленинграда. Заместителем командира взвода назначили золотого медалиста Ереванской спецшколы Мишу Зайцева, а старшим 143-го классного отделения серебряного медалиста той же школы Володю Горяинова.

     В 144-ом КО старшим назначили сержанта срочной службы из воинской части, а командиром отделения – меня. Месяца через полтора я сменил сержанта, а командиром отделения назначили Волошко, паренька с «гражданки». Назначение непонятное. Ведь был серебряный медалист из Ленинграда Женя Берков.  Его избрали комсоргом. Удивительно, но мы впоследствии сблизились, сработались.  Гордый, независимый, себе на уме. На всё и всех смотрел свысока. А мне необходимо было, чтобы  комсорг уделял внимание каждому, вникал в проблемы, помогал в учёбе, проявлял инициативу и заботу о комсомольцах, стремился создать дружный творческий коллектив. Со временем Берков таким стал.

     Основной упор сделали на качестве учёбы и на дисциплину, точнее, на воспитание ответственности и трудолюбия. На занятиях внимательнейшим образом  слушали преподавателей, следили за тем, как ведутся конспекты, отличников обязали помогать отстающим. Строго спрашивали за результаты выполненной работы с помощников: я – как командир, Берков – как комсорг. Появились позитивные сдвиги в учёбе, накапливались количественные показатели, которые со временем дали хороший эффект. Наши совместные усилия не пропали даром. По результатам учёбы и образцовому внутреннему порядку 144-е КО уверенно обогнало 143-е.

     В феврале 1951 года, когда мы учились на втором курсе, в вооружённых силах произошла реорганизация: в стране, с учётом опыта войны и последних достижений в военной технике, создавалось обновлённое ПВО. Приказали определённое количество курсантов выпустить досрочно, к весне 1951 года, с тем, чтобы они могли во время лётной погоды без проблем прибыть в районы Крайнего Севера. Перетасовали классные отделения: в 144-м собрали самых слабых по успеваемости, а сильных сконцентрировали в143-м КО. Командиром 143 класса назначили меня, командиром 144 отделения – Володю Горяинова. Высокий, кудрявый красавец, смуглый, стройный, с очаровательной улыбкой, приятным тембром голоса, изящными манерами, прекрасно играл в волейбол. Мы называли его человеком без недостатков. Но чрезмерно горд, высокомерен, недоступен, явно презирал неудачников, никому не сочувствовал и никому не помогал. Если подчинённый встречался с проблемой, то никогда не подсказывал вариант решения: «Это его проблемы, ему их решать». Напоминает стиль американцев…

     Каким образом курсант «превращается» в командира? Во время назначения выходишь перед строем и видишь лишь зелёную полоску из военных форм. Со временем начинаешь отличать одного курсанта от другого. И наступает момент, когда беглого взгляда достаточно, чтобы увидеть настроение, выражение глаз,  причёску, выправку, состояние обуви и военной формы, все мельчайшие чёрточки во внешнем виде и поведении. Так приобретается опыт, основанный на точном знании каждого курсанта. Разумеется, такой опыт приходит со временем.

     Как работает младший командир? Какими мотивами руководствуется? Командир начинается с предъявления к самому себе строгих требований: чувствовать ответственность перед государством за порученное дело, не принижать свою роль («мы люди маленькие»), не допускать панибратства с подчинёнными и не перекладывать на них свои обязанности, не превышать своих полномочий. Как таблицу умножения требуется знать уставы, чётко следовать их исполнению. Если записано «заботиться о подчинённых», то эту заботу не следует заменять показухой, забота в повседневной службе проявляется в конкретных делах по созданию благоприятной физической и моральной среды.

     Курсантов в нашем училище было много, и в караул мы шли всем классным отделением. Я, как правило, назначался начальником караула, которому по уставу спать ночью не положено. Такие ночи я проводил в непрестанных хлопотах. Каждому разводящему – а их было трое – я давал возможность поспать ночью четыре часа. В промежутках между сменами, в глухое время ночи проверял несение службы часовыми. Это придавало им бодрости и уверенности в том, что они не одиноки, что им всегда помогут и поддержат в трудную минуту. Были несчастные случаи, когда ночная мгла, одиночество, непонятные наваждения приводили к самострелу или расстрелу своего разводящего. Но это случалось не у нас.

     Каким образом или мерами командир достигает существенных успехов в обучении подчинённых? Приведу лишь один пример по организации  непопулярных среди курсантов занятий по строевой подготовке. Один командир без перерыва гоняет строй курсантов, которые уже основательно вспотели и еле волочат ноги. Другой предварительно объясняет задачу, понятно разъясняет, какие результаты следует получить, что требуется достичь в ходе занятий. Во время занятий командир не является сторонним наблюдателем и внимательно следит за каждым подчинённым. Подбадривает строй, скажет одобрительное слово тем, кто старается, не забудет оценить тех, у кого получается лучше, чем у других. Обязательно делает паузы-перерывы, тактично, не задевая самолюбия, делает замечания отстающим  курсантам, и, устремив взгляд на лучших курсантов, напоминает, как эти недоработки следует устранить. В конце занятий проводится разбор, поощрение лучших и старательных курсантов. Таков «краткий курс» к будущим успехам. Подобная методика используется на занятиях по физподготовке, где методические проёмы проявляются более эффективно и наглядно.

     Очень важно, чтобы командир был справедлив и ко всем одинаково строг. И совершенно недопустимо иметь любимчиков. Всегда следует замечать и поощрять стремление подчинённого исправить свои недостатки. Важно своевременно это заметить, увидеть и отреагировать, не остаться равнодушным к старанию курсанта.  Лучший вид поощрения – благодарность (замечу, что в семейных архивах они бережно хранятся!) Я часто поощрял своих курсантов. Мне запомнился курсант из 143 КО, который служил писарем в канцелярии. Он остро переживал, что «мои курсанты постоянно пополняют свои карточки поощрениями и благодарностями от имени младших командиров, а в моей карточке – белоснежные поля».

     Володя Горяинов считал ниже своего достоинства заниматься благодарностями. Писарь злился на своих командиров, которые принижают свою роль воспитателей, ссылаясь на традиционное мнение, мол, «какие мы командиры, мы такие же курсанты, как и наши подчинённые». Это неправильное мнение. Не столь важно, ты командир отделения или командующий фронтом. Ты добросовестно обязан исполнять свои обязанности по уставу, готовить подчинённого к защите Отечества. Главная цель – обучить и воспитать преданного защитника Родины и умного воина.

     Что скрывать, очевидно, элементы зазнайства ярко или незаметно проявляются в каждом командире. Признаюсь, я довольно часто принимал решения, превышающие мои полномочия. И за это самовольство неизбежно расплачивался.

   Шла подготовка к экзаменам по уставам. Я заметил, что в классе очень душно, курсанты читают текст молча, «клюют носом» и тихо засыпают. Я решил разбить класс по парам, чтобы каждый в паре поочерёдно читал вслух. И тем самым, как мне казалось, повысится результативность запоминания. Рядом с наши училищем находилась не восстановленная после войны казарма. В ней-то и разместились курсанты по парам. Многие разделись по пояс и безмятежно загорали. Эту вопиющую вольность заметил начальник училища, генерал Петухов. Возмутился явным безобразием, сделал упрёк   командирам роты и взвода. В свою очередь я получил взбучку от них. И заявили, что моя поездка к родным в летние каникулы отменяется. Что, конечно же, меня здорово обидело. Мгновенно между мной и командирами возникла глухая стена недоверия и недопонимания. Со временем эта стена исчезла, и в отпуске я всё-таки побывал.

     Генерал Петухов любил спорт и требовал всем результативным спортсменам обеспечить условия для  профессиональных тренировок. Особенность нашей роты заключалась в том, что она состояла из двух взводов. При двухгодичном обучении один взвод выпускается, а другой набирается. Перед нами был взвод второго года обучения и состоял он из взрослых курсантов, даже участников войны (1926-1927 годов рождения).  Они получали приличные деньги и щеголяли в индивидуально подогнанном обмундировании, новых фуражках и хромовых сапогах. С дисциплиной у них всё было в порядке, всё солидно, по-серьёзному. Нам, молодым командирам, они часто помогали в повседневной работе, в основном, в дисциплинарной практике. Например, как объявить наряд вне очереди, как добиться его исполнения (скажем, мытьё туалета). Ведь случались и возражения, возникали трения, недовольство.

    Во взвод, моложе нашего, однажды прибыл курсант первого разряда по прыжкам в высоту. Нашему командиру роты поступил приказ обеспечить тренировки в городском обществе «Динамо», в Парке им. Горького. Первая тренировка завершилась большим опозданием спортсмена. Тоже самое произошло, когда спортсмена сопровождал командир отделения. Тогда командир роты приказал мне ежедневно в часы сна и самоподготовки сопровождать спортсмена на тренировки. Я так и эдак пытался уклониться от выполнения приказа, но тщетно. Условились на том, что я тоже буду тренироваться, а не исполнять обязанности пастуха. Но требовалось, чтобы меня в команду включил тренер! Посмотрел он на меня и сказал, что самое доступное для меня – толкание ядра, метание диска и копья. До встречи с тренером потренировался в училище. Тренеру сообщили, что у меня был второй юношеский разряд по лёгкой атлетике, но имеется большой перерыв в тренировках.

    Всё обошлось успешно, я тоже стал тренироваться. Спортсмен Шахназаров постоянно соблазнял меня погулять после тренировок, но я не поддался на его уговоры. Единственная неприятность поджидала нас после тренировок – в столовой ни крошки пищи, шаром покати.

     Произошёл и ещё один казус в наших спортивных делах. Из нашей роты ходил на тренировки ещё один спортсмен, спринтер. Он специализировался в беге на 100 и 200 метров. И вот на соревнованиях в училище я его обошёл. Язвительных шуток в связи с событием – не счесть! Тренер по бегу предложил заниматься у него, но я отказался: у меня скоро выпуск и я уеду неизвестно куда.

 19.12.20.

      Закончились годы учёбы, лучшие годы моей жизни. Учёба – самое лучшее, самое любимое моё занятие.

     Итак, мы едем в Архангельск. Комендант в Москве билетом до Архангельска не обеспечил, «выпихнул» из столицы только до Вологды. В вологодском Доме офицеров вечером мы преподнесли местным девушкам приятный сюрприз своим появлением.

     В Архангельске штаб округа направил нас в село Пинега. От Архангельска вниз по течению реки Северная Двина, а далее по её притоку, реке Пинеге, путешественники попадают в село. Из села в годы ссылки сумел бежать К.Е. Ворошилов, сосланный за революционную деятельность.

     Непривычно: деревянные тротуары, грязь непролазная или пыль летом. Клуб, библиотека, столовая, школа, районные учреждения.

     Нас удивила дисциплинированность и исполнительность властей. Сохранилась казарма в хорошем состоянии, где разместился наш батальон. Удивление вызывает то, что в наше время остаются брошенными на разграбление военные городки-посёлки. Основной офицерский состав – бывшие сержанты срочной службы, которым без необходимой подготовки присвоили звание младших лейтенантов. В основном, из Ленинграда. Служить не хотели, демонстративно валяли дурака.

     В части – полная неразбериха. Приказом командующего меня назначили начальником радиомастерской, которая находилась в автомобиле опечатанной. Не было оборудования, подлежащего ремонту. Мой начальник, заместитель командира по техчасти, мне посоветовал: «Сиди дома, а то нагрузят работой, нахватаешь взысканий и загубишь свою карьеру». Но начальник штаба меня быстро отыскал. Сначала дал подчинённых, а затем поручил преподавательскую должность. Моего напарника, Даниила Шермана, сразу назначили командиром учебного взвода. С первых дней он вёл занятия с солдатами.

     С самого начала я повёл себя с подчинёнными сурово. В казарме двухъярусные кровати, теснота, а потребовалось отработать по тревоге в карантине нормативы по времени. С нормативами мы справились. А с учёбой возникли непреодолимые проблемы. Я вёл подготовку операторов на радиолокационных станциях. В наличии – единственная П-8. Будущие операторы прибыли из Брянской области, без школьного образования, некоторые обучались в 1-3 классах. Конспектов вести не умели и не могли в силу неполного начального образования. Всё запоминали в ходе объяснения материала. Каждое новое слово-термин произносили хором несколько раз, например, «мультивибратор». Это изделие показывалось на схеме, в рабочем положении на станции и отдельно. Каждый слушатель брал деталь или изделие в руку, вертел, осматривал, нащупывал его непосредственно на станции, Так проходили занятия. И надо сказать без преувеличения, они увлекали слушателей. К сожалению, летом наш батальон расформировали. Я попал в радиотехнический полк в город Мурманск, точнее, в роту ВНОС (Воздушное наблюдение, оповещение, связь), размещённую в посёлке Ковдор, на границе с Финляндией. Так мне довелось побывать в командировке в Кандалакше, где встретился с солдатами, которых я обучал в Пинеге. Они попали в учебный полк, снова учились. Они поделились впечатлениями о службе: «Какие тупые солдаты, которые с нами учатся. Ничего не понимают, мы по сравнению с ними – профессора».

     Что представляла собой точка, где располагалась наша рота. Всего-навсего, это вершина плоской сопки между отрядом пограничников и их заставами, т.е. в 2-3 км от государственной границы СССР. Вдоль границы посты ВНОС находились на расстоянии 2-3 км от границы, и на таком же расстоянии друг от друга. Пост размещался в деревянном доме с наблюдательной вышкой. Боевое дежурство несли два солдата:  один с биноклем находился на вышке, другой – в доме с включённой радиостанцией и звуковой связью с вышкой. При обнаружении цели наблюдатель на вышке диктовал характеристики цели – марку самолёта, курс, высоту, скорость. Радист передавал полученные характеристики на КП роты, рота – в полк.

     В роте пять взводов и в каждом взводе 4-5 постов. Такое значительное количество солдат срочной службы самостоятельно несли боевое дежурство. Представьте на мгновение уровень доверия рядовым гражданам СССР! Солдаты срочной службы служили 4 года, хорошо знали свои обязанности и умели их исполнять. Сверхсрочники были хорошими помощниками в деле практического обучения. Они были мастерами своего дела, имели высшие разряды профессиональной подготовки.

      Пост располагался на берегу речки или озера. Обеспечивался всеми видами довольствия из складов роты. Солдаты брали для приготовления пищи муку, сахар, соль, пряности, растительное и сливочное масло, овощи. Отказывались брать консервы, рыбу и даже мясо. Говорили: «Дайте нам патроны,  и мы вас завалим мясом дичи».

     Я исполнял должность начальника передающего радиоцентра роты, был избран секретарём комсомольской организации. Ежемесячно собирал членские взносы, поэтому регулярно посещал посты ВНОС. Общение с «отшельниками» врезалось в память навсегда: сколько откровений, сколько душевных, доверительных бесед. Приходилось и ночевать у них, когда в пути настигала ночь.

     Приятно согревало душу уверенность в их преданности государству, верности присяге, любовь к своей родине, своему народу. Надёжные люди, Патриоты с большой буквы!

     Как добирался на посты? Весьма удобно: летом – на лошади (привычное для меня средство передвижения), зимой – на лыжах. Здесь я снова встретился с животным, которое приносило мне большое удовольствие и радость. До чего же умные эти существа! Тропинка проходила между деревьями, ветви и сучки которых при небрежной езде могли травмировать всадника. Лошадь самостоятельно выбирала путь, безопасный для всадника. Поездки обходились без происшествий. Я, разумеется, подкармливал лошадей, на которых приходилось совершать поездки, ласкал, чистил щётками, гладил голову, шею, бока и спину. Так крепла наша дружба.

     Что представлял мой передающий радиоцентр.  Несколько радиостанций для связи с КП полка и постами ВНОС. Все радиостанции смонтированы в кузовах автомобилей. Снимать радиостанции с машин не разрешалось, терялась мобильность. Позже я выпросил несколько радиостанций.   Демонтировал и разместил в землянках, в которых смонтировал и электростанции. Тем самым обеспечил надёжность их работы, добился экономии ресурсов и повышения боеготовности. В землянках проделали амбразуры на случай обороны. На всякий случай. Мало ли что… Граница-то рядом находится.

    Свободное от дежурства время посвящали занятиям и выполнению нарядов. Праздники отмечали всем коллективом, участвовали и женатые с супругами, и холостые военнослужащие. Неизвестно, по каким соображениям холостяков из общей компании исключили. И они праздновали «автономно» от нас. Женщинам такой «расклад» не понравился. И от меня, как комсорга, потребовали организовать в казарме танцы (в казарме по воскресеньям демонстрировались фильмы).

     И вот перед новым, 1954 годом, я объявил солдатам: «В казарме нарядите новогоднюю ёлку, будут танцы». Ёлку установили, украсили самодельными игрушками, развесили гирлянды из лампочек. С женщинами условились, что как только я войду в дом, где семьи отмечают праздник, они быстро одеваются и уходят в казарму.

     Так всё и произошло. Когда я пришёл в казарму, то там уже гремела музыка и кружились танцующие пары.

     В дальнейшем каждый воскресный день, после просмотра  кинофильма, устраивались танцы. Не скрою, моим поступком более всего возмущался замполит командира роты.

     Жёны военнослужащих постоянно чего-нибудь требовали. Их аппетитам не было границ. Дошло до того, что потребовали обучать их стрельбе, верховой езде на лошадях, устраивать прогулки за ягодами, грибами, многие, оказалось, любят заниматься рыбалкой и охотой. Но патронов у нас было мало. Выручали пограничники, делились с нами патронами. А мы разрешали им праздновать у нас дни рождения и отмечать праздники. У пограничников действовал «сухой закон» и его нельзя нарушать на пограничных постах. У нас упомянутый закон для пограничников не действовал, а потому даже после «перебора» спиртного они спокойно могли выспаться.

     В посёлке отряда пограничников находился магазин (кстати, там продавались спиртные напитки?!) и деревянная баня на берегу озера, которой пользовались и мы. Вот таким было наше дружеское, деловое и бытовое сотрудничество.

     Вместе с пограничниками проводили соревнования. По лыжам они «вчистую» нас обходили, не оставляли никакой надежды даже на малейший успех. Ребята здоровые, тренированные. Они в шутку заявляли: «Мы с лыжами родились!» Ничего удивительного. Ежедневный обход границы сделал их сильными и выносливыми.

     Командир роты часто командировал меня в полк с разными поручениями. Я с радостью исполнял эти задания. Но больше всех были довольны моими поездками в Мурманск женщины. Они нагружали меня ворохом просьб, поручений и заказов, связанных с покупкой помады, пудры, расчёсок, бижутерии и т.д.

     Нельзя не сказать о командирах взводов. Им приходилось проживать вместе с солдатами, когда посты ВНОС находились далеко от роты. Пост – большой добротный дом с отдельным входом в квартиру командира. Иногда строился отдельный дом для командира. В таком доме жил наш офицер, ленинградец, вместе с женой. Не вытерпел, всё-таки уволился. В 1954 году они дали мне адрес своих ленинградских родителей. В отпуске я останавливался по этому адресу. Целыми днями ходил по музеям, а по вечерам отправлялся в театр. Меня встретили как дорогого гостя. Запомнилась их исключительная вежливость, внимательность, доброе отношение ко мне. Милые люди!

     Праздник 7 ноября они посоветовали мне провести в молодёжной компании. И во время встречи меня неприятно поразила духовная пустота молодых людей, почти пустыня чувств. Тем более, за несколько дней пребывания в городе я получил заряд ярких и незабываемых впечатлений от красоты города, изящества мостов, фасадов зданий, музейных коллекций,  картин, скульптур. Я испытал словно контрастный душ, когда на вечере  услышал слащавые комплименты в адрес девочек  о глазках, носиках, шейках… Мне думалось, что в такой праздничный день подобные комплименты кажутся мелкими и неуместными. Провозглашались тосты. Мне тоже дали слово. Но мы говорили о разном, словно на разных языках. Мне на этом вечере было как-то неуютно. Будто находился  в недружественной среде…

     Каким было самочувствие молодых офицеров в нашей роте? Кроме нас, в Ковдоре размещалась рота, личный состав которой обслуживал радиолокаторы. Мы почти не дружили с ними, но были вынуждены «взаимодействовать», ибо были общими казарма, склад, столовая, обеспечение водой, дровами. Начальник гарнизона – наш командир роты.

     В городке 10 финских домиков с печным отоплением. Вода привозная, дрова для печи требовалось заблаговременно напилить и наколоть. Продукты питания выдавались с продуктового склада. Холостые офицеры питались в столовой вместе с солдатами. К основному пайку полагался весьма обильный дополнительный паёк. Большую комнату в жилом доме занимала семья, а малую предоставляли холостякам, офицерам, сверхсрочникам, иногда бездетным семьям. Дома за ротами не закреплялись. Нам, холостякам, солдатская пища быстр надоедала. Приходилось готовить самим. Но почти праздником были те дни, когда хозяйка большой комнаты помогала приготовить что-нибудь вкусненькое.

     Однажды жена командира другой роты поссорилась с женой офицера малой комнаты. Слух о скандале докатился до командования полка. Разбираться в причинах скандала приехал полковник. Приказал молодую семью отселить, а меня и моего напарника подселить соседями в квартире командира другой роты. Таким решением я был очень недоволен, так как мы жили в соседстве с фельдшером, жена которого вела себя скромно, достойно. Мы жили дружно, я во всём помогал соседям, пилил и колол дрова, приносил  дрова, воду, продукты со склада, топил печь.  Хозяйка за мои труды помогала готовить пищу. И вдруг из-за чужого скандала всё рухнуло («У соседа беседа, а у нас суета»).

     Я пришёл в новый дом и довольно грубо спросил жену командира, не возражает ли она нашему вселению.  Она мгновенно ответила, что ждёт нас.

     Впоследствии казалось, что эта гордячка и зазнайка оказалась более внимательной к нам и нашим заботам, нежели жена фельдшера. Даже иногда делала уборку в нашей комнате. Мы не оставались в долгу, во всех домашних делах помогали, даже нянчили её маленькую дочь. Мы называли это «курсом молодого отца».

     Слова из песни не выкинешь: в компании офицеров-холостяков выделялся неумеренный любитель спиртного, но великолепный автор стихов, добрейший человек. Его просто терпели. Солдаты офицера любили, собирались даже срубить ему дом в подарок.

     Начальником приёмного радиоцентра был флегматичный, безынициативный, ко всему равнодушный Володя Шовкшитный. Мы обомлели, когда узнали, что Володя женился на горбатенькой, некрасивой, на несколько лет старше него продавщице местного магазина. На наши вопросы о странном поступке он отшучивался, мол, зато на неё никто не позарится, а потому жизнь будет безмятежно спокойной.

    Женитьба Володи вскоре забылась, а летом произошло неординарное событие. Меня отправили в  Мурманск для оформления отпуска и получения денежного содержания на две роты. Деньги следовало доставить в Ковдор. А в это время моя знакомая в Свердловске сдавала выпускные экзамены в университете. Прикинул, что у меня не останется времени, чтобы попасть на выпускной вечер, если я завезу деньги, сделав крюк Кандалакша-Ковдор и обратно. Я уговорил солдата Сидоренко, чтобы он доставил эти деньги. Сунулся к начальнику штаба, чтобы он поставил печать на расписке. Начальник штаба возмутился, послал ко всем чертям и приказал лично доставить деньги командирам рот. Но меня, видите ли, такой вариант не устраивал. Поговорил с Сидоренко, убедил его, что всё обойдётся благополучно. Посоветовал: «Деньги положи в грязный вещмешок, который держи во время сна под головой. Никто в поезде не обратит внимания на твой вещмешок». На том и порешили. А с офицером-поэтом договорился, что  как только деньги поступят к ним, он даст мне телеграмму, которую я так и не дождался! Мне довелось немало поволноваться. Вернувшись из поездки, спрашиваю: «Почему не дал телеграмму?» Безмятежно отвечает: «Не было причин для волнения, мы эти деньги уже пропили…»

     Из штаба корпуса ПВО прибыла комиссия в составе двух подполковников. Они дали вводную: развернуть дополнительную радиосеть. Включают радиоприёмник, а он… не работает! Прибегает ко мне командир взвода с просьбой  о помощи. Я открыл кожух приёмника и сразу визуально обнаружил дефект. Быстро спаял провода, приёмник заработал. Один из подполковников задаёт мне вопрос: «Как служится?» Ответил: «Как видите…»

    Спустя некоторое время приходит приказ об откомандировании меня в Беломорск. Получая документы в штабе полка, я подвергся очередной взбучке от начальника штаба: «Ты чего там жаловался на службу членам комиссии? Мы тебя планировали назначить начальником передающего центра полка, а ты подвёл нас!» До сих пор не могу понять, в чём был виноват? С испорченным настроением покидал роту и полк, где хорошо и интересно служилось. Но вот так сложилось…

20.12.20.

 Эпизоды, не вошедшие в основной текст

      1. В спецшколе в конце 1947 года  дневальный по казарме (его фамилию не помню) обнаружил в одной тумбочке булочку. Голод соблазнил отломить кусочек, затем другой, третий…  От булочки и следа не осталось.  Осознав результаты  содеянного, он испугался наказания – традиционной «тёмной».  И сбежал на Украину к брату, офицеру-лётчику.  Естественно, в школе переполох, объявили тревогу. Когда пришло известие от брата беглеца, начальник и брат договорились, что всё обойдётся, самосуда не будет. Брат привёз парня в спецшколу,  с нарушителем провели разъяснительную работу. После окончания училища его отправили в войска…

 

    2. В 1949 году в Свердловск прибыл маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Проверяя участников парада, маршал обратил внимание на нас: «А это что за войска на правом фланге?» ( А мы на парадах обычно шли первыми.) Когда Жукову объяснили, что это учащиеся  школ министерства просвещения, он заявил: «Вам на левый фланг». Парад открыли суворовцы. Физически они были слабее нас, и, случалось, что суворовцы даже первой шеренги падали от перенапряжения в обморок. Суворовцев набирали из сирот, даже со слабым здоровьем. Мы были старше по возрасту (14 и более лет), а обследовали нас на пригодность к лётно-подъёмной службе.

 

    3. На майском параде командующий Южным Уральским округом Жуков принимал парад верхом на коне. При докладе ему о готовности  парада  конь принимающего парад встал на дыбы, всадник упал, сполз вниз, некоторые награды посыпались на землю. Торопливо подбежали помощники. Маршал буквально в одно касание взлетел на коня, парад продолжался,  и всё завершилось успешно.

    Недалеко от нашей спецшколы располагался один из полков мотострелковой бригады. ( Мы иногда ходили к ним смотреть фильмы.) Слух прошёл, что Жуков возмущён низкой боеготовностью частей округа. И зимой по тревоге он выводит части в открытое поле. Учения завершились массовыми обморожениями солдат. Многие из них оказались в госпитале. Позже мы видели военнослужащих с обмороженными лицами и ушами. С морозами сибирскими шутить нельзя…

 

    4. Общеизвестна судьба знаменитого певца Штоколова (мне Борис лично об этом рассказывал в Ленинграде). Учился в Серпуховском венном училище и где-то на концерте пение Бориса услышал Жуков (его любимой песней был «Заветный камень» на слова А. Жарова, музыка Б. Мокроусова). Борис был крупным парнем. Запомнился одноклассникам по спецшколе тем, что сразу бросалось в глаза: рукава кителя были явно короткими и по воскресеньям приходил в столовую обедать. Его семья жила бедно. Он учился в 5-ом взводе, состоявшем из жителей города, а потому в казармах места для них не выделялись и ночевать они уходили домой. Жуков, будучи Министром обороны СССР, приказал уволить Бориса из армии, чтобы он окончил консерваторию. После окончания консерватории Штоколов пел в Свердловском оперном театре, но к концу 50-х годов перебрался в Мариинский театр. Во время встречи спросил его: «А как же твое обещание не уезжать из родного города?» Ответил, что т уральский учителей получил всё то, что они могли передать, а дальнейший творческий процесс затормозился. С питерским учителями можно смело двигаться вперёд. Вспомнили спецшколу, поговорили о семьях, климате, зарплате.  Оклад небольшой, всего 350 рублей, но дополнительно театр  оплачивал квартиру, выдавал зарплату за концерты, продажу пластинок и т.д.  

        Запомнился мне его сольный концерт в Мариинке. Билетов в кассе – шаром покати. Студенты консерватории упрашивают контролёров пустить их на галёрку: «Мы басноты, нам необходимо послушать концерт в учебных целях». А у меня своя легенда: «Мы с Борисом Фёдоровичем одноклассники, могу позвонить ему, но сейчас нельзя это сделать, он готовится к выступлению». Всю нашу компанию просителей пропустили на галёрку театра.

 

    6. По спецшколе. Берков и Горяинов были самыми близким моими друзьями. Способные, можно даже сказать выдающиеся в рамках спецшколы, интересные в общении, начитанные, сложившиеся личности, умеющие быстро разрешать сложные проблемы.

     Берков, скрытный и недоступный внешне, находил во мне защиту от какой-то непонятной угрозы. Говорил, как хорошо было бы, чтобы нас направили в одну часть, А когда узнал, что мы с Шерманом едем в Архангельск, язвил: «Представь, ты идёшь по городу с  кривоногим Шерманом, а пешеходы над вами смеются!»  Рост Шермана ниже среднего, нос с горбинкой. Когда прибыли в Пинегу, он просил не бросать его, опасался, что его не возьмут на квартиру из-за неброской внешности. Вопросы питания и финансовых затрат он взял на себя. В кладовке наши продукты хранились отдельно от хозяйских. Даниил ежедневно составлял меню и выдавал хозяйке требуемые продукты. Она нам готовила отдельно. Уезжая в отпуск, Даня привёл меня в кладовку, перечислил и показал наш запас на полках и дал подробную инструкцию, как расходовать продукты. Мне всё это показалось сложным и я сказал хозяйке: «Готовить пищу отдельно мне не надо, буду питаться с вами». После возвращения из отпуска Даня потребовал полного отчёта за продукты. Я ответил, что в кладовке ни разу не был, питался с хозяевами. И услышал неожиданное:  «Мне всё время кажется, что меня хотят обмануть, в том числе и ты. Кстати, ты в бане должен два раза тереть мне спину, потому что она в два раза меньше твоей по площади». Вот те на!

     По инициативе Шермана мы договорились улучшить наше питание. По его просьбе родители присылали из Донбасса, где он родился, посылки с колбасой, сливочным маслом и другими продуктами.  Не бесплатно. Даня пересылал деньги родителям, часть продуктов оплачивал я.

     Вспоминаю, забегая вперёд. При расформировании части нас поочерёдно отправляли в другие части, но не всех сразу. Перед отъездом убывающий приглашал оставшихся на фуршет. Так вот Даниил предложил мне оплатить фуршет, а он взял на себя обязанность заплатить за квартиру. Очень неравнозначные «финансовые потоки».  Спокойно отвечаю: «Такое предложение не пройдёт, разница в суммах слишком большая». Кстати, нас снова направили в одно место, Северный корпус ПВО, а по прибытии распределили  в разные части: меня – в Заполярье, в Ковдор, а его южнее, в Карелию.

 

    7. Поездка по Северной Двине на пароходе осенью не передать словами. Особенное очарование придают пейзажам разноцветное убранство берегов реки. Дремучая тайга наступает на воду. Кажется, что передвигаешься не на пароходе, а медленно летишь в ярком сказочном окружении. А вот на обратном пути «сказочность» исчезла, и я равнодушно смотрел на проплывающие мимо унылые берега реки. Зимой можно было долететь до места службы только на самолёте. Во время перелёта шинель и сапоги не спасали от лютого холода, замерзал как бобик.

 

    8. По спецшколе. Вечера устраивались редко, требовалась длительная и тщательная подготовка. Был свой духовой оркестр, затем организовали эстрадный. Концерты проходили «на ура». У нас выступали друзья Штоколова – студенты консерватории, солисты оперного театра. Всё способствовало успеху – высокий исполнительский  уровень, молодость, мастерство участников и восторженная оценка зрителей. В школах в то время существовала раздельная система обучения. Девочки из женских школ буквально штурмом брали входные двери, пригласительных билетов явно не хватало.

     Пригласительные билеты распределял батальонный комитет комсомола. В его работе принимала участие молодая учительница. Два наших товарища отправлялись в школу вручать билеты. Кроме того, она настоятельно рекомендовала строго придерживаться следующих правил: по лестнице и коридорам школы идите прямо, по сторонам не глазейте, не вертитесь, не шмыгайте носами. Лучше всего вручить билеты секретарю комитета  комсомола. А после возвращайтесь с независимым видом и с гордо поднятой головой.

    Так мы официально пригласили школьниц, вручили билеты, распрощались и без суеты, степенно покинули школу. Выполнили все наставления учительницы, которая утверждала, что наше появление в школе сродни эффекту от взрыва атомной бомбы. Сравнение, надо думать, не очень удачное. Но случалось, что перед объявленным вечером, школьницы проникали в здание через форточку. Вот вам и эффект бомбы…Я любил танцевать до изнеможения, с каким-то фанатическим упоением. На вечерах присутствовали все преподаватели и ученики. Преподаватели наблюдали за танцующими со сцены. Рядом с ними ютились технические сотрудники (проще, уборщицы). Потом они нам пересказывали, как наблюдатели комментировали и обсуждали мастерство танцующих. Нам была важна оценка преподавателей. В Харьковском училище танцы устраивались в воскресные дни. Я не мог явиться на танцы в кирзовых сапогах, а потому получился перерыв в два года в моей танцевально практике. В спецшколе специальное жюри оценивало мастерство партнёров, их внимательность, умение правильно пригласить на танец… Мы старались выполнять все правила, которым нас обучали солисты балета оперного театра.

     О Шахназарове. Во время второго года обучения он ходил на тренировки в «Динамо» без моего сопровождения. Познакомился с участниками компании «Белая лошадь». После выпуска из училища попал во Львов, где сам организовал такую же организацию. Его разоблачили, осудили на 5 лет заключения. Зазнайство и вседозволенность молодого человека привели к беде. Можно только сожалеть, что судьба и карьера порушены, рядом не было надёжного друга…

    9. Запомнился неприятный случай в карауле при гарнизонной гауптвахте. Много хлопот командованию доставляли солдаты зенитно-артиллерийского полка, прибывшего из Китая после Корейской войны (1950-1953 гг.).

     Заступаю я в наряд при гарнизонной гауптвахте. Меня ребята предупреждают, что арестованные преподнесут сюрприз. Какой? На мой вопрос дипломатично помалкивают.

     Ранним утром посылаю караульного принести два ведра воды со льдом из проруби. Подаю команду «Подъём». Арестованные (человек 5-6) на нарах становятся на нарах на четвереньки и освобождают себя от кишечных газов. Что делать? Беру ведро с водой и выливаю на них, следом – второе. Требую построиться.  Один из арестованных кинулся на часового, пытался отобрать автомат. Я схватил нападавшего и втолкнул его в карцер (бетонированный мешок). Остальные построились. Из карцера послышалась просьба дать бушлат. Бросили бущлат в бункер. Через некоторое время в карцере раздался кашель и появился запах дыма, послышалась просьба бунтаря выпустить его из карцера. Я выдержал длительную паузу, чтобы от его воинственного пыла не осталось и следа. У него не было сил самостоятельно выбраться из карцера, мы с трудом вытащили наглеца. Жалкое зрелище!

     После этого случая мои наряды в караул при гауптвахте проходили спокойно, без приключений. Принцип крыловского повара, когда «Васька слушает и ест», явно неприемлем для приведения в чувство нарушителя. В борьбе нужна победа, а не словесные причитания…

    Почему этот солдат докатился до такого поступка, от которого один шаг до трибунала? Может быть, этот случай спас его от более серьёзного наказания. И, возможно, преподанный урок, заставил его остановиться в безрассудном поведении, предостерёг от нарушений.

     Мне думается, что Ельцин с юных лет приобрёл навыки безнаказанного поведения: с начала в деревне был главарём на своей улице, затем во всей деревне, далее в институте, в районе, городе и т.д. Почувствовал вкус власти, стал искать пути к ней, хитрить, изворачиваться, стремиться попасть на вершину власти. А оказавшись на вершине власти, не имел ни способностей, ни стратегического мышления, чтобы соответствовать своему положению. И докатился до предательства интересов государства. Трудно понять и объяснить, почему случайные и неподготовленные люди без особых усилий пробиваются на ключевые должности во всех сферах жизни? Странная диалектика развития общества.

 

    10. В заключение хочется поговорить об учёбе. Эта проблема не давала мне покоя в течение многих лет. В моём сознании укоренилось представление о том, что каждому человеку требуются прочные и основательные знания для того, чтобы почувствовать себя человеком, нужным для общества. Сначала в спецшколе я был слабее многих учащихся, сказывались два пропущенных в учении года. Когда подтянулся, увидел, что среди одноклассников есть такие, которым требуется помощь. Виды этой помощи весьма различны, приходилось изобретать эффективные и индивидуальные приёмы, совершенствовать их, труды приносили свои плоды, что, несомненно, радовало и окрыляло. А реальный результат усилий ­– одна золотая и две серебряных медали и множество друзей.

     В училище, будучи командиром, я чувствовал ответственность и обязанность обеспечить нормальные условия для получения курсантами прочных знаний.

    Сам за два года не получил ни одной текущей четвёрки – сплошь пятёрки! Так формировалась база для освоения новых знаний. Все товарищи были вовлечены в активный учебный процесс, нацеленный на 100-процентную успеваемость. К слабым прикреплялись сильные, которые постоянно отчитывались  об оказанной помощи и её результатах. Спрос был строгим. Когда занятия пропускались в силу нарядов, болезни, то пропустившему занятия помогали восстановить конспект, объясняли учебный материал. Никакие скидки на «объективные» обстоятельства не принимались во внимание. Так преодолевались лень, усталость временные трудности.

     Мы с Берковым ломали головы над вроде бы простыми вопросами: почему многие курсанты теряют концентрацию внимания на лекциях? почему в конспектах появлялись пробелы или отражено не то, о чём говорилось в лекции? По существу, мы внедрялись в область психологии. Мне думается, что отличные знания многих людей ­– это достижение всего коллектива. С большим трудом нам удалось довести до выпуска двух москвичей. Трудные парни. Однажды я получил двойку по радиотехнике. Это случилось на втором курсе, когда во время самоподготовки я сопровождал Шахназарова в «Динамо». Секретный материал мне пересказал, буквально разжёвывая трудные места, Берков. Материал требовалось выучить наизусть. Для запоминания не было времени. Ответить не сумел. И преподаватель строго сказал: «Сегодня я Паше с удовольствием ставлю «два». Странное высказывание! Удовольствие, очевидно, получил не только преподаватель, но и все в классе не скрывали радости, мол, и у тебя рыльце в пушку, не безгрешен… Прямо по Достоевскому: «Любят люди падение и позор праведного…» Радовался класс, когда в одном слове во время ответа я неправильно поставил ударение. Я не обижался, что они пытаются «размыть» мой авторитет. Понимал, что они напрасно надеются на ослабление моих требований и строгий контроль за учёбой и поведением. Но пасаран!

  

    11. И ещё об учёбе и о себе. На третьем курсе начальник спецшколы поручил мне «подтянуть» в учёбе первогодка (сам я завершал обучение в 10 классе, а мой подопечный учился в 8 классе). Он был сыном начальника Свердловской железной дороги, до крайности избалован, ленив и безграмотен. Для занятий нам выделили отдельную комнату. Не буду вдаваться в подробности: я с поручением не справился, парня отчислили из школы. На самоподготовке он не занимался. Предлагал пойти в  магазин, сходить на каток, посетить  ресторан. Никуда я с ним не ходил, но и приохотить к книге не сумел. Очевидно, метод, выбранный начальником, не эффективен. В коллективе и с коллективом развивается личность.

 

    12. Шерман из армии уволился по собственному желанию, все офицеры ленинградцы, бывшие сержанты срочной службы тоже не захотели служить – видно, кишка тонка защищать северные рубежи Родины. Даже Юра Царёв, командир взвода ВНОС, который жил с женой в одном из постов, он тоже уволился.

    У меня сложилось твёрдое убеждение, что ленинградцы не способны к эффективной работе в трудных и сложных условиях, им подавай комфорт и льготные условия службы. Не потому ли мы в течение многих лет, будучи баснословно богатой страной, топчемся на месте, без поступательного движения вперёд. Неужели героическому народу России безразлична собственная судьба? 

21.12.20.

      Покидал Мурманск без особой радости, с тяжелым чувством, что меня в очередной раз кинули нехорошие люди. Предчувствие сбылось.

     Назначили командиром взвода приёмного радиоцентра корпуса ПВО, который располагался в трёх километрах от Беломорска. Там я застал коллегу по училищу лейтенанта Вадима Сабатовского. Исключительный аскет. С девушками не знакомился, танцы не посещал. Ходил в кинотеатр. Удивительный человек: за 4 года не выпил ни одного стакана воды, ни капли водки или пива, обходился сладким компотом. Невозмутим, выдержан, без бурных эмоций, аккуратен. Внешне безупречен, подтянут, чисто выбрит ­– идеальный молодой человек! В харьковском училище мы учились в одном взводе. Это несколько скрашивало моё безрадостное настроение. Третьим командиром взвода был офицер старше нас по возрасту. Заносчивый, любитель прихвастнуть, порочный тип. Выбился в офицеры из солдат, мастер передачи и приёма сообщений азбукой Морзе. Как-то нам приказали провести занятия с подчинёнными по метанию боевых гранат. Несколько гранат оставил себе и глушил ими рыбу на реке. На этом и погорел. Разжаловали любителя рыбалки и уволили из армии. Досталось в тот раз командиру нашей роты. Такие события, что плевок в лицо! К сожалению, они происходят в любой части. Однажды солдат напился в увольнении, до казармы не дошёл, упал и замёрз. Трагический случай бросил чёрную тень на авторитет роты. К сведению, этот солдат не был моим подчинённым.

     Единственным утешением были для меня солдаты моего взвода. Родом из Воронежа, хорошо образованные, сообразительные, умные. На занятиях я преображался. Читая программный материал, включал цитаты из произведений Пушкина, Маяковского, Твардовского… Пробуждал в слушателях энергию добра, любви к человеку и Родине.

     И снова неприятный случай. Со склада части пропал пистолет. Поиски похитителя не увенчались успехом. Преступник чисто сработал. И вот суровой и многоснежной зимой, в стужу, которая вымораживала глаза, мимо караульного домика солдаты-телефонисты прокладывали кабель. Сильно замёрзли и вломились в караульное помещение погреться. Наряд несли солдаты моего взвода. Начальник караула, естественно, не пускает посторонних в караулку. Не положено по уставу. Телефонисты были под хмельком. Один из них пригрозил пистолетом и даже показал его. Начальник караула бросился на телефониста с пистолетом. Тот кинулся бежать, его догнали, но… пистолета не обнаружили! Последовательно и скрупулёзно начали обследовать следы и ямки в сугробах. Пистолет отыскали. В пределах нашей власти мы с командиром роты поощрили солдат бесстрашного наряда. А вот со стороны командования части положительной реакции не последовало. Как воды в рот набрали…

     Вспоминается необычное событие. Я занимался в карантине с молодым пополнением. Вызывает командир части и командует: «Садись в машину!» Приехали на берег Беломорско-Балтийского канала. Командир говорит: «Видишь плот. Так вот эти брёвна должны быть на берегу».

    Нестандартная задача. Никакой толковой мысли не приходило. Привёл к берегу подчинённых, выстроились по линейке. Обращаюсь к строю солдат:  «Кто имел дело с лесосплавом?» Отозвались несколько человек. Остальных, чтобы не мешали работать, отвёл в сторону. В ходе беседы определились с необходимыми инструментами. К счастью, всё необходимое – топоры, верёвки, ломы, багры – я заблаговременно заказал заму по хозяйству.

     Изготовили плот и работа пошла. Но она требует затрат значительной энергии и сил. Вижу, солдатам требуется дополнительное питание. Обращаюсь к командирам, не реагируют. Не положена добавка. Взял приказы по продслужбе, нашёл соответствующий пункт: если при обработке овощей отходы составляют больше 30%, то положено дополнительное вложение 40%. Настаиваю, показываю приказ. И слышу в ответ, что сейчас осень, какие могут быть отходы. Пришлось обратиться в политотдел. Вопрос решили, питание улучшили.

     С работой справились быстро. Обращаюсь к командиру. Я не успел и рта открыть, слышу вопрос: «Тебе опять что-нибудь надо?» Кратко докладываю: «Брёвна на берегу». Вместе подъехали к нашим брёвнам. Командир не скрывал удивления: огромный объём сложной и опасной работы так быстро выполнен! И снова – ни благодарности, ни элементарного «Благодарю за службу!» Я четвёртый год служил всего лишь лейтенантом. Для поступления в академию направляли других офицеров. И не принималось во внимание то, согласно приказу Министра обороны,  окончившим училище с отличием, положено присваивать первое очередное звание на год раньше. Кроме того, они имели преимущественное право поступления в академию. Доходило до курьёзов: протеже командира части отправился в академию, «благополучно» завалил экзамены и … снова получил преимущественное право на поступление!

    В разговоре с командиром я не скрывал своего мнения: офицер не подготовлен к поступлению, снова возвратится ни с чем… Командиру моё высказывание не понравилось: «Как ты можешь так говорить о своём  товарище?» А я «выдаю» ответ: «А как говорить иначе? Ведь он занимает моё место». Наступила красноречивая тишина…

     И вот проходит партийное собрание. Этого абитуриента принимают в кандидаты партии. Задают несложные вопросы, а он, как говорится, ни в зуб ногой. Глупость беспросветная… В это время я состоял кандидатом в члены партии. Не удержался, выступил и предложил отказать претенденту в приёме кандидатом партии. Моё выступление не могло повлиять на решение: приняли бедолагу кандидатом. Подходили сроки для приёма меня в партию. Вызывают в парткомитет, в штаб корпуса на предварительную беседу…

     Когда приступили к рассмотрению претендента на парткомиссии, то явно убедились, что уставным требованиям он не соответствует. Секретарь парткома спрашивает: «Неужели у вас на собрании никто не выступил против?» Ему ответили, что поступало предложение отклонить кандидатуру, но оно исходило не от члена партии, а от кандидата. И, естественно, парткомиссия отказала в приёме нашего офицера в кандидаты партии.

    На очередном заседании парткомиссия рассматривала  мою кандидатуру в члены партии. Я подробно рассказал о сложившейся ситуации с присвоением очередного звания. После заседания мне срочно присвоили звание старшего лейтенанта и дали направление в Ленинградскую Академию связи им. С.М. Будённого. Конкурсные вступительные экзамены я выдержал успешно.

     В день подведения итогов части за полугодие командир части начал старательно перемывать мои косточки. Но меня заранее предупредил начальник штаба: командир попытается спровоцировать на ответную грубость, чтобы при свидетелях вынести взыскание и иметь основания для отказа в направлении в академию. Начальник штаба посоветовал: «Терпеливо выслушай всё, что о тебе скажут. Во время перерыва сбегай в штаб, там все твои документы готовы, получай их и срочно выезжай в отпуск, после которого отправляйся в академию». Советы начштаба я неукоснительно выполнил. Позже выяснилось, что жена офицера, которого командир безуспешно пытался «протолкнуть» в партию, была директором продуктового магазина.

      По пути домой я заехал в Академию, узнал, что за месяц до экзаменов с абитуриентами Ленинградского военного округа проводятся занятия. В проходной позвонил в приёмную комиссию. Мне назвали день, когда нужно прибыть.

     Я прибыл в назначенный день, но в комиссию не позвонил. В воскресный день, думаю, не работают. Позвонил в понедельник, мне ответили, что я опоздал и в воскресенье комиссия работает.

     Пришлось самостоятельно готовиться к экзаменам. Но нет худа без добра. В библиотеке им. Салтыкова -Щедрина познакомился с ребятами, приехавшими из Белоруссии поступать в университет. Они были очень сильны в математике и физике и здорово помогли мне в сложных теоретических вопросах. Письменный экзамен по математике сдал отлично, а на устном судьба окончательно определилась – меня приняли. В то время для инженерной академии главным предметом при поступлении считалась математика. Конкурс в тот год был весьма высоким, а требования – жёсткими. В казарме, где мы жили, после первого экзамена второй этаж кроватей полностью оказался свободным, в народе в таких случаях говорят: «Как корова языком слизнула».

    Всего приняли 180 человек. Выстроили нас по набранным баллам, я занял 27 место в строю. После первого семестра 30 человек отчислили по неуспеваемости. В основном это были офицеры, сдававшие экзамены за границей и на Дальнем Востоке.

     Началась новая, интересная, насыщенная событиями жизнь. Меня увлекли музеи, театры, концерты, вечера в Доме офицеров. Прекрасно понимал, что моё пребывание в городе-герое временное. И осознание краткости непрерывно подогревало интерес к новым экскурсиям по городу и его пригородам.

    Командование академии проводило экскурсии по воскресеньям. До сих пор жалею о том, что пропустил две из них: в Кронштадт и в Пулковскую обсерваторию.

    Учился в академии спокойно, без прежнего азарта и страсти к получению новых знаний. Общественной работой занимался без особого интереса. Как-то избрали парторгом, но на очередном выборном собрании избрали другого слушателя академии, Сопильняка. Он не жалел себя, отдавал учению все силы и к окончанию академии, к глубокому сожалению, в его сознании произошли незамеченные для сослуживцев изменения. Что-то неладное в поведении нашего сокурсника впервые заметил присутствовавший на партсобрании офицер учебного отдела. Он доложил по команде, и слушателя Сопильняка не допустили до защиты диплома. В день торжественного выпускного построения – финала наших пятилетних трудов  – наш парторг застрелился из охотничьего ружья. Он жил рядом с академией и мог видеть наше торжество из окна своей квартиры. Не выдержал…    Повторилась харьковская трагедия. Некоторые утверждали, что супруга офицера постоянно напоминала ему о необходимости окончить академию с золотой медалью. Но, очевидно, для выполнения этой сверхзадачи не хватило душевных сил…

     Приведу очередной эпизод, связанный с учёбой. В нашей группе читал лекции по теории радиотехники и проводил практические занятия преподаватель с некоторыми странностями в поведении. Войдёт в класс, продиктует задачу для решения, а сам что-то перебирает в бумагах. Проходит время, задачу мы, разумеется, не решили, но он даёт ещё две на дом. О задании преподаватель не вспоминает, задачи остаются нерешёнными. Слушатели понемногу стали понимать, что не получают необходимого уровня подготовки. Волнуются, бурно обсуждают ситуацию, но никаких изменений в стиле преподавания не происходит. На партсобрании курса я выступил с заявлением  том, что учебная программа не усваивается слушателями. И привёл в качестве примера «методику» проведения лекций и практических занятий по теоретической радиотехнике. Завершилось моё краткое выступление вопросом: «Нужны ли нам такие преподаватели?»

     Не успели слушатели выйти из аудитории – влетает полковник, начальник кафедры: «Кто выступал?» Смело отвечаю: «Я выступал». Полковник круто развернулся и вышел из аудитории. Ребята переживали за меня, боялись, что отчислят. 

     Но отчисления случались. В нашей группе учился моряк, Жора Соколов, отличник, хороший товарищ. До поступления в академию служил в Ленинграде и учился в профильном институте на вечернем факультете.      Однажды Жора пришёл в столовую в спортивной одежде. Дежурный по  академии спрашивает: «Вы почему в спортивной форме?» Жора отвечает: «А что тут такого?» И в ответ на сообщение дежурного, что есть соответствующий приказ, Жора спокойно заметил: «Странный приказ». И ни слова больше. Соколова из академии отчислили.

     На одном из экзаменов и мне пришлось поволноваться, но всё благополучно обошлось. Получил билет, готовлюсь. Время выходить к доске и в этот момент появляется начальник кафедры. Приказывает: «Иди к  доске!» Два часа гонял меня по всему материалу! Поставил «4». Больше начальство нас не беспокоило.

     Но вскоре новое событие встревожило почти всех. Министр обороны решил присвоить очередное воинское звание слушателям на категорию выше (скажем, если у слушателя, старшего лейтенанта, категория по воинскому званию была старший лейтенант, то он мог быть представлен на звание капитана).

     Кадровики не торопятся, «тянут резину», как да что? Ожидание как-то пугает, страшновато… Слушательский актив волнуется. Секретарь просит меня сочинить басню и обещает прочесть её публично. И вот мое творение увидело свет:

Пчелиный рой гудел:

учились пчёлы мастерству,

как соты ткать, нектар искать, как связь держать.

Учились пчёлы от души, в учёбе пчёлы преуспели

И их Верховный, власть имея,

решил за труд вознаградить

и в звании пчёл повысить.

Но вот беда, в раю была

канцелярия одна,

она решила послужить

и пчёлам радость омрачить,

себе в угоду поступая.

Советы «мудрые» даёт:

«Посмотрим, что решат соседи,

а то недолго до беды,

разгневать можно великана,

тогда не сносишь головы».

Мораль сей басни такова:

Канцеляриям пора прекратить

Тень на ясный день наводить!

     Комментарии к тексту:

     канцелярия  – отдел кадров;

     Верховный – Министр обороны.

 

     Прошло какое-то время. К повышению звания представили малочисленную группу, в основном, партийный актив. Счастливчики получили очередное звание, на этом кампания завершилась.

    Всё и все утихомирились. По-разному приходилось решать учебные проблемы. Преподаватель немецкого языка предупредила меня, что если я не буду прикладывать усилий для освоения языка, не изменю своего прилежания к занятиям, то она поставит вопрос об исключении из академии. Признаюсь, в мои планы и не входило уделять значительное время на изучение языка. И тут, как пишут классики, произошла «нечаянная радость»: в академию прибыли офицеры из ГДР для получения профессии инженера-связиста.

     Я познакомился с немецкими товарищами, с одним из них завязалась дружба, остальные как-то держались от меня в сторонке. Вместе ходили по музеям, посещали театры, слушали концерты, заглядывали в  рестораны. В диалогах он осваивал русский язык, а я – немецкий. Взаимное обучение привело к позитивным результатам. Преподаватель языка  на одном из занятий сказала мне на немецком языке: «Я вас не узнаю! Прекрасное берлинское произношение».

     В 1968 году я по любви женился. Будущую жену, студентку педагогического  института им. А. И. Герцена по специальности история и литература, заинтересовал театром и музыкой. Историю города она знала основательно, намного лучше меня.

     В это время писал стихи. Однажды победил в конкурсе на лучшее стихотворение о Ленине. В апреле 1961 года, после успешного полёта Ю.А. Гагарина в космос, мои однокурсники советовали мне откликнуться на ярке событие стихами. Но я отказался, заметив, что информации весьма мало, да и не созрел я до профессионального уровня в сочинительстве.

    Привлекли меня к работе в ВНО (Военно-историческое общество). Всей работой руководил совсем молодой преподаватель с кафедры антенн. Среди теоретических дисциплин эта кафедра самая трудная. Предварительно он послал меня в лабораторию командного факультета узнать тактико-технические характеристики на полученное ими госзадание. Удивительно, но нам в инженерную академию эту работу не доверили, а отправили на командный факультет. Какие они исследователи?!

     Когда объединили инженерную академию и командный факультет, нам представилась возможность пользоваться библиотекой факультета. Очень удобно для нас.  Факультет располагался в центре города на Суворовской площади. Мы, будущие инженеры, брали в библиотеке преимущественно политическую литературу. Сотрудники библиотеки удивлялись, как много мы изучаем работ, связанных с политикой. Библиотекари признавались: «А   слушатели нашего факультета никогда политическую литературу не берут для чтения и изучения». Можно представить кругозор будущего командира!

     Объём задания я сообщил своему руководителю, он обрадовался: «Ты сам одолеешь, или нет?» К работе привлекли ещё одного слушателя, и творческий процесс начался. Работали после занятий, предварительно пообедав. Практику (которую обычно проходят на заводе) мы проходили в научно-исследовательском институте ферритов. Дополнительный курс математики изучали под непосредственным руководством учёного-математика. Вот когда математика показалась поэзией. Как велика роль того, кто непосредственно передаёт знания из «первых рук».

     К окончанию академии наша работа была завершена. Полученное изделие было представлено на стенде. Командование торжествовало, переживало, как же похвалиться достигнутым успехом? Участники договорились защищать диплом по исполненной работе. На защиту дипломного проекта прибыла государственная комиссия во главе с Главным маршалом войск связи.

     Не обошлось без двух заминок. Сначала планировали работать после обеда, а потом передумали и перенесли на дообеденное время. Но до принятия нового решения мой руководитель и коллеги уже успели уйти в столовую. А мне пришлось отдуваться за всех, развешивать схемы, подключать их, проверять. Изнурительное занятие в условиях дефицита времени и отсутствия помощников.

     И вот «зал полон, ложи блещут». Начался мой доклад. Сначала волновался, затем освоился и всё пошло ладно и складно. Посыпалось огромное множество вопросов,  записывать не успевал, надо было запоминать. На все вопросы ответил подробно, уверенно, без заминок. На вопрос председателя комиссии о радиостанции Р-100 с антенной  рассчитанной мощностью мощностью в 25 Квт ответить забыл. Мне вовремя шепотом указали на моё упущение и я быстро исправил нечаянную оплошность.

     Не поскупился на вопросы учёный из центрального научно-исследовательского института связи (ЦНИИС, г. Мытищи). Буквально обрушил на меня град вопросов. Как выяснилось, они тоже имели это задание и выполнили его на весьма посредственном уровне. Поэтому представитель института проявил глубокий интерес к нашему изделию, заинтересовался техническими подробностями. При обсуждении оценки (я уже не присутствовал) мои начальники вовсю старались принизить значение проделанной работы и результат, из кожи вон лезли, чтобы принизить мою роль. При голосовании оценки приняли предложение начальника нашей кафедры: признать работу практически ценной, оценить в  5 баллов, опубликовать в трудах академии с хранением в архиве академии. Разумеется, опасались, что тема и её результаты достанутся соперникам.

     Учёный из ЦНИИС предложил: «Признать диплом выдающимся, с опубликованием в трудах Академии наук СССР». О дискуссии во время обсуждения мне по горячим следам рассказал учёный-исследователь. И сделал мне заманчивое предложение: «Приходи к нам, мы тебе сразу присвоим кандидатскую степень по дипломной работе, дадим лабораторию. По своей инициативе мы тебя взять не можем. Есть приказ Министра обороны не принимать офицеров из ВВС, так как ВВС отдали отдельный полка связи Главного штаба ВВС вновь формируемым войскам ракетных войск стратегического назначения, Луше всего превратись в части чудаком, дюже учёным, ненужным для практической работы в войсках. И тогда от тебя постараются освободиться. Тогда придёшь к нам…» На том и расстались, судьба больше нас не свела.

     Меня такая сложная самодеятельность не устраивала. На пути в Сибирь заехал в Главный штаб ВВС. Мне выдали пропуск, на встречу вышли два полковника. Один из них – кадровик. Я поведал ему о сложившейся ситуации и попросил отпустить меня в институт. Его ответ я знал заранее. Кадровик представил меня другому полковнику, который оказался моим будущим командиром полка. Я ему прямо сказал: «Эта волокита закончится тем, что я приеду после отпуска к вам. Я русский офицер, и вас не подведу. Сам ничего предпринимать не буду». Встреча завершилась быстро, мы расстались.

     После отпуска командир встретил меня, как родного человека. И в течение четырёх лет совместной работы взаимные симпатии не ослабевали. За столь непродолжительный промежуток времени он трижды повышал меня в должности! Сначала начальником техслужбы, затем командиром батальона в составе полка, далее заместителем командира полка по техчасти.

     В 1965 году в полку произошло знаменательное событие. Части вручили Боевое Красное знамя. Положено в таком случае организовать фуршет. Тем более что приедут гости из Москвы. Но где добыть деньги? Вопрос обсуждали на совещании. Заместитель по хозяйственной части предложил свой вариант: «У нас в овощехранилище 12 тонн лишнего картофеля, осенью заготовили. Немного перестарались. Теперь картофель можно продать». Предложение приняли, и картофель благополучно реализовали. Мне командир поручил выполнять обязанности дежурного по полку, но так, чтобы «никто и ничто не отвлекало меня от гостей-начальников. Я на тебя надеюсь».

     В то время модно было (к сожалению, и армию периодически терзает мода!) назначать внутриведомственные комиссии по проверке служб. Существовала такая комиссия и по продовольственной службе. Усмотрела комиссия, что в нашей части не хватает 12 тонн картофеля. Начпрод службы знал, что в овощехранилище 19 тонн картофеля и продали его до того, как это сделали по решению командира части.

     Комиссия доложила о своей удаче по команде в округ. Что тут поднялось и началось! Командира части, замполита и начальника штаба сняли с должностей и перевели в другие части. Заместителя по хозчасти и начпрода уволили. Из заместителей стался я один – «картофельное дело» меня не затронуло. Прибыл новый командир полка, началась новая страница в моей служебной биографии.

     Условия жизни в Грязях меня не устраивали. Жене приходилось далеко ходить в школу на работу по небезопасному маршруту. Около железнодорожного пути Грязи-Волгоградские и хулиганья было немало.

     Командир батальона в Липецке Шевченко был сослуживцем моего командира Решетникова по Венгрии. Во время редких приездов Шевченко к нам мне удалось познакомиться с ним.

      В Липецком Центре уходил на пенсию начальник связи, его должность предложили Шевченко. Он усиленно искал кандидата на своё место. И предложил мне занять эту должность. Я обратился к начальнику войск связи ВВС и получил согласие на перевод. Возможно, Решетников в разговоре с Шевченко отозвался обо мне хорошо. А он, в свою очередь, прекрасно отрекомендовал меня начальнику Центра, Герою Советского Союза, генерал-майору Луцкому. Почему я так думаю? Луцкий в течение четырёх лет относился ко мне с любовью и вниманием. И я его никогда не подводил. Связь и радиолокация всегда работали надёжно, бесперебойно.

     С личным составом работал увлечённо и с полной отдачей сил. Лишь одно меня огорчало и отвлекало от рабочего процесса – строительство мастерских и складов. Была мысль создать группу по глубокому изучению техники. Привлечь всех, чтобы каждый готовил материал по той технике, которую обслуживает. Готовил своего рода реферат и защищал бы его перед своими непосредственными начальниками. Это было бы интересно и чрезвычайно полезно.

     Но этого не случилось. Произошло нечто иное. Многих офицеров направили на учёбу в высшие инженерные училища. Они закончили училища и впоследствии оказались востребованными в учебных и инженерных отделах, а также в исследовательских отделах. Стали старшими офицерами, а в запас уходили с солидной пенсией.

    В 1970 году я уехал в Венгрию, заменив Е.Д. Мальцева. Часть считалась отличной, но «отличности» я не заметил. В казарме неуютно, обмундирование солдат изношено до предела, после которого вещи можно отдавать старьевщику. Процветала безнаказанная дедовщина: старослужащие обижали молодых солдат, забирали у них новое обмундирование, сапоги, бушлаты, не стеснялись отобрать пайку белого хлеба со сливочным маслом.

   Тягостная обстановка. Вертеп разбойников…  Спрашиваю Мальцева: «Покажи, что отлично?» Откровенно отвечает: «Ничего нет, просто к 100-летию со дня рождения Ленина в других частях зафиксированы ЧП, а у нас их не было. Нам и присвоили звание отличной части».

     Вскрылись преступные деяния. Денежный журнал начфина не проверялся с июня 1970 года (командир обязан проверять журнал ежемесячно!) Доложил по команде. Командование решило не возбуждать уголовного дела. Создали комиссию, которая восстановила журнал за каждый день. Эта работа продолжалась до июля 1971 года. В результате начфин оказался должен государству сумму, равную его годовому окладу (в рублях и форинтах). От работы, связанной с финансовой деятельностью, его освободили. Из нашего гарнизона куда-то перевели, поставили на довольствие в столовую, деньги на руки не выдавали. Когда все долги погасил, уволили.

     В это же время из части увольнили заместителя командира  по хозчасти, тоже на чём-то погорел. Командование даёт других специалистов, из своего окружения, разумеется. Я заупрямился, и предложил сделать запрос в Союз, с просьбой прислать четырёх человек: начфина-сверхсрочника Панфилова Михаила (чрезвычайно честного работника), заместителя командира батальона Маяцкого А.М. (фантастически честного офицера), радиста-сверхсрочника Шульца и старшину роты Колосовского. Всё было исполнено, мои тылы оказались надёжно обеспеченными. Вот такие надёжные люди служили в 704 ОБС и РТО.

     Климат в Венгрии чудесный. Тепло. Дождей мало. Урожаи хорошие. Море овощей и фруктов. Работы по службе намного меньше, чем в Липецке. Одна проблема – как использовать свободное время? Стал самостоятельно изучать венгерский язык.

     В автопарке батальона связи венгерские столяры делали для командира дивизии КП на колёсах, где находилось и рабочее место с радиолокационным оборудованием и всеми видами связи, и комната отдыха и т.д. и т.п. Я начал общаться с этими столярами. Они здорово помогли мне освоить язык. Речь живая, подвижная. Один из собеседников дал мне книгу по фонетике, а она в венгерском языке очень сложная.

     Начальник связи тоже изучал самостоятельно венгерский язык. Об этом все офицеры в управлении дивизии знали. Я же о своём увлечении помалкивал, не афишировал.

     Однажды, будучи на учениях севернее озера Балатон,  я находился в большой штабной палатке. Заходит караульный и докладывает, что задержал венгра. Начальник штаба говорит начальнику связи, пойди, мол, поговори. А начальник связи перебрасывает задание на меня: «Нет, пусть идёт Павел Васильевич». Хорошо подставил… Что делать? Отправился беседовать с венгром.

      Разговор наш состоялся около палатки, в которой всё слышно. Выяснилось, что венгр работает экскаваторщиком, он ежедневно ходит по этой тропинке на работу и возвращается обратно. Докладываю результат начальнику штаба. Офицерам показалось, что я в совершенстве владею языком, что их сильно удивило. Хотя мои познания были весьма скромными. В начале изучения любого языка важно запомнить вопросы: где? куда? зачем? сколько? почему? и т.д. Зная такие вопросы, легко вступить в разговор и проще его поддерживать. Преувеличенная молва семимильными шагами распространилась по всей округе. И это имело для меня далеко идущие последствия. Вызывают в политотдел и дают поручение: 4 апреля – в день освобождения Венгрии от немецко-фашистских захватчиков – посетить институт овощеводства и виноградарства (типа нашей сельскохозяйственной академии), где будут торжества, посвящённые празднику. А далее по пословице: «Дальше в лес, больше дров». Меня обязали находиться в президиуме торжественного заседания и выступить с докладом.  Кроме того, выполнить деликатную миссию: помирить двух старых профессоров и непременно при этом понравиться им. Профессура института получила образование в Италии, Германии или Франции. Россию не знают и не любят. На лекциях мало что хорошего о российских военных говорят. А если и упоминают, то предварительно «протравив» анекдот.

    От серьёзного задания политотдела попытался увильнуть, отбрыкаться. Можно ведь привлечь к участию в заседании переводчиков из посольства, дипломатов, да мало ли более подходящих людей. Мои попытки переубедить товарищей из политотдела не увенчались успехом. Они просто прочитали мне приказ. И вот приезжают к нам в штаб на чёрной «Волге» две молодые венгерки, преподаватели этого института, ранее окончившие вузы в Союзе. Они снова всё подробно объяснили. Оказалось, что предметом непримиримого противостояния профессоров является вино. Они независимо друг от друга получили новые сорта изысканных вин, но не могут определить: чьё вино лучше?

      В зале заседания я проявил максимум галантности по отношению к окружающим; выступил, прочитав речь по бумажке. Переводчицы старательно переводили. Мы находились в президиуме, который размещался на сцене. А мне требовалось для выступления спуститься к трибуне, прочитать заготовленную речь и возвратиться на сцену. Меня терзала масса вопросов: как вести себя, где пройти на трибуну, когда? Ведь на меня смотрел весь зал, в котором находились члены правительства Венгрии, дипломаты многих стран, интеллигенция столицы.

    После концерта ректор института пригласил всех в зал на фуршет. Зал –прямоугольное помещение, все стены занавешены гобеленами. На гобелене каждой стены ­– от потолка до пола –  представлено время года: весна, лето, зима, осень. Вдоль стен стояли столы,  которые буквально ломились от изобилия фруктов и каких-то сухариков. И совершенно отсутствовали блюда российской кухни.

     И вот официанты разносят на подносах вино в рюмках двух цветов – красного и лимонного. Я беру две рюмки красного цвета и вручаю их дамам (в нашу группе кроме двух профессоров находились две пожилые дамы), Беру себе рюмку красного цвета.  Мужчины, выдержав паузу, берут себе по рюмке красного вина. После взаимных тостов рюмки выпиваем и ставим их на стол. Я пью медленно, стараясь понять, в чём прелесть красного вина. Мой сосед (почти старческого возраста) не выдерживает и обращается ко мне: «Вам понравился напиток?» Я ответил, что вино необыкновенно вкусное, такого вина никогда не пил». «А в чём его особенность?» – не унимается учёный. Я начал пояснять подробно: в вине собраны все ароматы вашей прекрасной страны, все ни благоухают с необыкновенной энергией… После этого один из учёных признался, что он изобрёл это напиток, который хранится в ограниченном количестве и подаётся только на президентских приёмах.

     Официанты второй раз разносят подносы. Я начинаю с белого вина «Процедура» повторяется… Вновь старательно поддерживаю дискуссию. На вопрос об этом вине на ходу импровизирую, мол, это вино совсем другое, в нём доминируют один вкус и аромат, а остальные сопутствуют своим ароматом нежно, благородно, тонко, но убедительно. Снова объявляется автор и обсуждение продолжается. И на очередной вопрос, какое вино лучше, отвечаю: «Они равноценные, просто раз-ны-е».  И сразу ненужное  напряжение исчезло, все улыбаются, смеются, с удовольствием слушают анекдоты. Расстались в приподнятом, весёлом настроении. А утром представитель политотдела поздравил меня с успешным выполнением задания. Откровенно говоря, я и сам остался доволен тем, что достойно вёл себя в столь высоком обществе.

     В южной группе войск проходило множество различных учений. Всё время службы уходил на их подготовку и проведение. Мои связисты успешно справлялись со своими обязанностями, претензий к нам не было.

     Много времени уделялось устранению недостатков. Обязал командиров рот присутствовать в столовой во время завтрака, чтобы отучить старослужащих от привычки съедать белый хлеб с маслом, отобранный у молодых. Пять раз в день – на физзарядке, перед завтраком, перед обедом, ужином и перед вечерней поверкой – пропускал солдат через спортивные снаряды, чтобы не теряли физической формы. Эти упражнения распространялись и на офицеров, и на сверхсрочников. Проводились кроссы, состязания по футболу, соревнования по лёгкой атлетике. Как хорошо смотрятся здоровые и сильные воины!

     Немало забот и хлопот приносил утилизация старых автомобилей. Установленная на них техника связи списывалась, но шасси-то оставались, числились в списках, «висели на шее». Приходилось через венгерское кладбище техники приводить их в приемлемый вид и отправлять на целину. Разумеется, с целины они не возвращались.

     Мои взаимоотношения с командиром 11-й гвардейской истребительной дивизии генерал-майором Цоколаевым были прекрасными, доверительными и уважительными. Я застал его ещё полковником, при мне он получил звание генерала, при моём участии «обмывалось» это звание. Он организовал несколько приёмов: сначала с командованием Воздушной Армии, затем с руководителями города Будапешта, а заключение с офицерами штаба дивизии и командирами частей, базирующихся на аэродроме  Тёкёль.

     Командир радиотехнического полка ПВО и командир зенитно-ракетного дивизиона удивлялись, насколько демократичен  генерал и насколько в авиации царит уважительное отношение к подчинённым по сравнению с общевойсковыми соединениями.

     Во время праздников командир дивизии приказывал нам, командирам частей, проходя торжественным маршем, поравнявшись с трибуной, делать поворот направо и выстраиваться у трибуны в шеренгу. Цоколаев всех поздравлял и приглашал в домик, который стоял на аэродроме. В домике ещё раз всех поздравлял и добрыми пожеланиями благословлял на славную ратную службу. В минуту откровенности генерал признался мне, что его кавказское гостеприимство сильно «бьёт по карману», дорого ему обходится. Я, в меру сил и возможностей, старался помочь ему, выделял машин и людей для работы на винзаводе. Главный технолог винзавода была близкой знакомой генерала. Когда требовалось вывезти вино, Цоколаев брал мою машину ГАЗ-69 и сам отправлялся на завод.

     Мальцев поддерживал дружеские отношения с руководителями какой-то сельскохозяйственной организации, но эта традиция при мне прекратилась. Надоели грязные кляузы и вспоминались неприятные события по полку связи Главного штаба ВВС.

     Вспоминается неординарное событие. Приходит в часть человек, представляется советским гражданином, приехал к матери и желает встретиться с солдатом, который служит у нас и доводится ему сыном! Отпустить сына в увольнение я не имею права. Приказ Министра обороны запрещал увольнение солдата.  Мы договорились, что я приеду вместе с солдатом в дом матери посетителя.

     Нас встретили доброжелательно. Бабушка солдата оказалась русской немкой с Поволжья, работала переводчицей в Коминтерне, вышла замуж за венгра, по фамилии Комар. В венгерской рабочей партии  он являлся главным идеологом. Их сын Алексей окончил Московский институт стали и сплавов и занимал должность начальника доменного цеха. В 1956 году  Венгрия пережила путч. Жена Алексея убедила его выехать из Венгрии в Союз, на Родину. Так они оказались в Череповце.

     Завязался интересный разговор. Глава семейства уже умер, вдова занимала половину большого особняка. Стеллажи с книгами стояли от пола до потолка. Алексей попросил навещать его старую мать. Эту просьбу я выполнял. Однажды узнал, что её поместили в больницу. Меня пропустили к больной беспрепятственно. И когда я спросил: «Почему мне не выдали даже халата?», она ответила: «Если попадает инфекция, то сразу дают ударную дозу лекарств и тем самым побеждают болезнь».

     В дальнейшем разговоре она не скрывала, что является ярой сталинистской: «Сталин во всё прав, мы – сволочи, сами перегрызлись между собой, клеветали друг на друга. А теперь попробуй, разберись, кто прав?»

     Семья Бела Куна жила рядом с нашей частью. По каким-то делам к нам приходила невестка вождя венгерского народа. Её муж получил образование медика в Союзе. Иногда оперировал советских больных, в частности, жену начфина батальона связи Панфилова.

     Довелось мне познакомиться с бывшим начальником Главпура Венгерской народной армии. Он не скрывал: «Слишком глубоко проникли в жизнь страны противники народной власти. И победа над ними досталась большой ценой».

     Врезался в память необычный эпизод. Наш аэродром и городок находились (и находится до сих пор, но только в руках недругов) на одном из островов реки Дунай. Командование приняло решение построить защищённый  запасной командный пункт на материке. Я получил приказ проложить на материк подземный многожильный кабель. А для этого преодолеть две асфальтированных дороги, Дунаец (второе русло реки Дунай), виноградник, шириной 80 м, поле, где была уже убрана кукуруза, дачный посёлок и железнодорожный путь.

     Командующий южной группой войск выдели траншеекопатель. Я согласовал предстоящие работы с Министерством путей сообщения, с сельскохозяйственными ведомствами.

     Министерство поручило инженеру, который получил высшее образование в Союзе, решать все проблемы на месте. Я впервые увидел технологию горизонтального бурения при переходе через ж.д. и шоссейные дороги.  Ведь при такой технологии не нарушается покрытие дороги. Виноградник нам разрешили пройти траншеекопателем, но я не согласился на его применение. Траншею выкопали вручную и с минимальным повреждением кустарников. Работа продвигалась, всё шло хорошо. Траншею с уложенным кабелем засыпал бульдозер. И вдруг навстречу нам бежит местный житель и взволнованно кричит: «Бункер, бункер!» По-венгерски, тюрьма. Я остановил технику. Венгр остановился в метре от траншеекопателя, показывает на   траншею и говорит: «Ит Дружба». Оказывается, мы остановились в метре от международного нефтепровода. Последствия могли быть катастрофическими. Само собой разумеется, разгорелся бы международный скандал, а если принять во внимание, что давление в трубе 44 атмосферы, то и представить страшно масштабы бедствия!

     Наступил день, когда  Цоколаева перевели на должность зам. командующего воздушной армией во Львов, начальника штаба дивизии уволили в запас. Я в прямом смысле сиротел. К тому же, меня назначили начальником службы РЭБ (радиоэлектронная борьба). Средств РЭБ в дивизии не было, приходилось силы сосредотачивать на изучении  средств  связи и навигации, а также средств РЭБ вероятного противника. Теоретически. С полками дивизии удалось слетать в Пинск (Белоруссия) и в Германию на аэродром Финов.  В Пинске преодолевали наземные ПВО, а в Финово перехватывали цели над морем в условиях помех.

     Интересно было проводить занятия с лётчиками по РЭБ. Эти молодые, здоровые, амбициозные воины, всегда нацеленные на победу, активно обсуждали ситуации грамотного применения средств РЭБ в бою. (Если бы лётчик Пешков смог использовать средства защиты, может быть, удалось избежать трагедии.)

     Вспоминается один эпизод. Отрабатывалось упражнение по перехвату цели, применяющей пассивные помехи. Цель летала с запада на восток. Один пилот никак не мог «сбить» цель. Увлёкся так, что потерял её. Цель успела уйти влево и развернулась на 180⁰, а наш «герой» оказался в небе Югославии. Руководитель полётов вернул его назад. После посадки перцу ему задали и командиры, и, особенно, товарищи пилота. Виновник очень переживал. Я думал не разрешать ему следующий вылет. Но нет, он полетел и успешно выполнил задание!

    А на земле продолжалась возня.  Командующий группы ЮГВ затеял расследование против Цолокаева. Побеседовали с его земляками-осетинами. Меня никто не вызывал. Только заместитель командира  дивизии потом  ёрничал. Он меня считал кавказцем, земляком командира.

     В декабре 1975 года пришёл приказ на замену, и я оказался в Липецке, в 4-й ЦБП и ПЛС (ФА).А должен был в Луцке. Жена предвидела победу нацистов-бандеровцев на Украине и настояла на том, чтобы туда не ехать. Командование позволило мне вернуться в центр, чему я был очень рад. Здесь я занимался в отделе анализа лётных происшествий и предпосылок к ним по  частям связи и тыла. Начальником отдела был полковник Зайцев, с которым у меня сложились хорошие деловые отношения. В отделе служили 10 офицеров: начальник, его заместитель, лётчик, штурман, четыре инженера по СД, связи и авиационному оборудованию,  метеоролог (он же и медик), связист, вооруженец (он же тыловик) и делопроизводитель. Ежеквартально мы составляли информационный выпуск. Он издавался в типографии и рассылали в войска для изучения и применения. В течение квартала мы получали карточки предпосылок к лётным происшествиям за подписью командира полка. Карточки изучались, анализировались, систематизировались, выявлялись причины отказов новой и старой техники. Делались выводы и вырабатывались рекомендации. В заключении иногда

принимали участие начальник Центра, начальники исследовательских отделов и даже начальники служб. Я особенно интенсивно использовал помощь начальника авиационно-технической службы, т.к. у меня не был образования по службам тыла.  Они мне никогда не отказывали. Изучал с их помощью технику подготовки ВПП к полётам, состояние ГСМ, принятие экстренных мер в экстремальной обстановке и т.д.

     Подготовленный к печати выпуск везли в ГШ ВВС, согласовывали с начальниками отделов, с заместителем ГК по боевой подготовке, представляли на утверждение ГК.

     После согласований выпуск печатался и рассылался в войска.

     Чтобы не отставать от реальной жизни, мы группами по 3-4 человека посещали войска, контролировали работу по технике безопасности. Начальник отдела всегда брал меня с собой в такие командировки. Побывал в командировках в Ленинград, Тбилиси.  А в Читу я выезжал с другим старшим.

     Вспоминаю поездку в Тбилиси. В батальоне связи в Липецке у меня служил водителем житель Тбилиси. М вот теперь я разыскал его, побывал в гостях. Приятно было общаться. Его семья – мать, жена, дочери, брат и сестра – тепло встретили нас. Глава семьи не скрывал гордости, что его помнят бывшие командиры. В семье не забыли свои греческие корни, танцевали греческие танцы, пели греческие песнопения.

     В Телави нас пригласили в винные погреба и подвалы винзавода. Хозяин несметного богатства обратился к нам: «Что будем пить: вино или коньяк?» Наш сослуживец Иван Иванович Тарасов поспешно заявил: «Я буду коньяк». После экскурсии в хранилища Зайцев гневно отчитал любителя коньяка: «Как мог ты так сказать! Ведь целью жизни и предметом гордости этого винодела является вино, а ты – коньяк!»

     В Центре меня нагрузили общественной работой, назначили председателем комиссии по приёму детей в детский сад и детские ясли. Эта проблема считалась неразрешимой в течение многих лет. Я пытался отговориться, говорил, что мои дети уже выросли, а мне в ответ: «Это хорошо, ты независимое лицо».  

     Я крепко задумался над решением свалившейся на меня проблемы. Для начала посетил детские сады разных ведомств. У нас, в Центре, работал один детский сад № 13 и одни детские ясли № 5. А у металлургического комбината если не сотни, то десятки садов. В некоторых из них регулярно проводятся капитальные ремонты,  дети распределяются по другим ведомственным садам НЛМК. Через 3-4 года отремонтированное здание детского сада готово принять своих детей, а они уже выросли, и отремонтированный детсад остаётся без детей. Я встретился с заведующими таких садов и их начальниками. И дело стронулось с мёртвой точки. В эти сады стали принимать детей военнослужащих. Наступил день, когда все дети, родители которых безуспешно пытались  поместить их  в сады, были приняты. О выполнении социального задания я доложил начальнику политотдела, генерал-майору Шевченко. Он не скрывал удивления: «Такого никогда не было! Благодарю тебя, как коммуниста, за столь оперативное исполнение поручения. Молодец!» С этого памятного дня у нас сложились доверительные взаимоотношения.

      И в последующем он неоднократно помогал мне в жизни.

     После увольнения в запас я устроился работать заводским представителем по обслуживанию (ремонту, восстановлению) гарантийной электронно-вычислительной техники (изделия Ц 100) и радиовысотомеров. Обслуживал Воронежскую, Тамбовскую области, а также Шайковку и Шаталово.

     Меня устраивал относительно свободный график. Собственной машины не было, приходилось дожидаться попутную машину, чтобы добраться до аэродрома или возвратиться в город. И если мимо проезжал на «Волге» Шевченко, то он всегда останавливался, чтобы меня подбросить. Добавлю, что добираться до аэродромов Липецка, Бутурлиновки, Курска всегда было проблематично. 

     20 лет ремонтировал сначала гарантийную технику, а потом ещё 10 лет не гарантийную в Европейской части России. Работа была интересной, приносила большое удовлетворение и радость.

     Уволился с этой работы, когда наступил преклонный возраст. После освоил новую для меня профессию страховщика, по которой проработал ещё 17 лет.  Для меня любая работа была не в тягость, а в радость. При выполнении всякой работы я испытывал чувство сопричастности к поступательному движению страны вперёд в созидательном, творческом труде на благо нашего народа.

     В настоящее время с несомненным удовлетворением принимаю участие в ветеранской работе, которая придаёт дополнительную энергию, пробуждает интерес к мирным инициативам нашего государства и движению к мирной жизни и прогрессу во всём мире, с явным отстаиванием собственных государственных интересов.